Курсовая работа: Карибский кризис

Курсовая работа: Карибский кризис

КУРСОВАЯ РАБОТА

по дисциплине «История»

по теме: «Карибский кризис»

1. ХОЛОДНАЯ ВОЙНА, ЕЕ СУЩНОСТЬ И ПРОИСХОЖДЕНИЕ

1.1 НОВЫЕ ТЕНДЕНЦИИ В МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЯХ ПОСЛЕ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

Международным отношениям, сложившимся после второй мировой войны, были присущи некоторые качественно новые характеристики. В послевоенном мире в громадной степени усилилась взаимосвязанность стран и регионов. Система международных отношений стала подлинно всеобъемлющей, всемирной. Появление новых средств коммуникаций сжало время и пространство – земной шар как бы уменьшился.

Институциональным выражением возросшей взаимозависимости самых разных государств стало создание и существование универсальной Организации Объединенных Наций (ООН). Устав ООН, принятый на конференции в Сан-Франциско 26 июня 1945 г., вступил в силу 24 октября того же года. Членами-учредителями ООН стали 50 стран, в том числе СССР, Украина и Белоруссия. ООН основана на принципе суверенного равенства всех ее членов, принявших на себя обязательства разрешать международные споры мирными средствами, воздерживаться «в их международных отношениях от угрозы силой или ее применения как против территориальной неприкосновенности или политической независимости любого государства, так и каким-либо другим образом, несовместимым с целями Объединенных Наций». Главная ответственность за поддержание международного мира и безопасности была возложена на Совет Безопасности, который получал право действовать от имени всех членов ООН. До 1 января 1966 г. Совет Безопасности состоял из 11 членов, включая 5 постоянных: СССР, США, Великобритания, Франция и Китай. Решения по всем вопросам, кроме процедурных, считались принятыми, если против них не голосовал ни один постоянный член Совета Безопасности (право вето). С развитием послевоенной системы международных отношений все большую роль в ней приобретали различные международные организации: политические и экономические, правительственные и неправительственные. Наряду с государствами, они стали выступать субъектами системы международных отношений.

Мощные импульсы для своего подъема получило национально-освободительное движение. Стал нарастать неудержимый процесс деколонизации. Многие страны и народы превратились из объектов в субъекты международных отношений. Если в 1945 г. лишь 4 независимых государства Африки стали членами ООН (Египет, Либерия, Эфиопия, Южно-Африканский Союз), то в начале 60-х гг. их число приблизилось к 30.

Европа утратила свою былую ведущую роль в мировой политике. Времена доминирования концерна европейских держав ушли в прошлое. Это проявлялось в экономике, военно-политической сфере, демографии, культурно-идеологическом влиянии.

Систему международных отношений, сложившуюся после второй мировой войны стали называть Ялтинско-Потсдамской. Само название весьма условно. Конференции «большой тройки» (лидеров СССР, США и Великобритании) в Ялте (4–11 февраля 1945) и в Потсдаме (17 июля – 2 августа 1945) лишь наметили общие контуры послевоенного устройства. Вместе с тем они приняли некоторые конкретные решения (например, по территориальным вопросам), которые пережили Ялтинско-Потсдамскую систему и сохраняют свою силу и по сей день.

Ялтинско-Потсдамская система международных отношений базировалась на новом соотношении сил, сложившемся в результате второй мировой войны. Наиболее характерным было усиление международных позиций США и СССР. Комитет начальников штабов США в своих рекомендациях государственному департаменту еще в августе 1944 г. отметил: «После разгрома Японии только США и СССР останутся первоклассными военными державами, что объясняется сочетанием географического положения и огромного военного потенциала».

Германия была разгромлена и на некоторое время перестала существовать как независимое государство, Япония капитулировала и превратилась в оккупированную страну. Италия была побеждена и утратила свое международное влияние. Франция переживала экономические и политические трудности и не могла более претендовать на ту ведущую роль, которую она играла до второй мировой войны. Даже Великобритания, как это вскоре выявилось, вышла из войны, ослабленной в финансовом и экономическом отношении, утратившей прочность и устойчивость империей.

Определяющее влияние СССР и США на всю Ялтинско-Потсдамскую систему международных отношений придавало ей биполярный характер. Позднее СССР и США стали называть двумя сверхдержавами послевоенного мира. Они являлись гарантами новой системы международных отношений.

Вместе с тем биполярность Ялтинско-Потсдамской системы не была абсолютной, СССР и США не могли контролировать все субъекты и события международной жизни. В 50-е гг. деколонизация способствовала формированию Движения неприсоединения. Первая конференция неприсоединившихся стран состоялась в 1961 г. в Белграде. Участники Движения неприсоединения положили в основу своей внешней политики принципы неучастия в военных блоках, отказа от предоставления своей территории для размещения иностранных военных баз, ликвидации колониализма, мирного урегулирования международных вопросов, развития равноправного сотрудничества и мирного сосуществования. Это движение вынуждено было считаться с биполярным характером расстановки сил на международной арене, но стремилось вырваться из логики блокового противостояния.

В 60–70-е гг. происходило становление новых центров силы: Западная Европа, Китай, затем Япония. Будучи не в состоянии конкурировать с СССР и США, эти новые центры силы все же заставили считаться со своим возросшим весом в международных делах. Выявившееся преобладание в послевоенном мире двух наиболее мощных держав (СССР и США) довольно скоро переросло в их явное противостояние. Оно приобрело форму холодной войны, то есть тотальной и глобальной конфронтации, чреватой кризисами и конфликтами. Тотальной – ибо она распространялась на все сферы: социально-экономическую, политическую, военную, идеологическую, психологическую. Глобальной – ибо она охватывала все регионы мира, накладывала в той или иной степени отпечаток на все события международной жизни, так или иначе, затрагивала все страны и государства. Сам термин «холодная война» стал популярен с выходом в свет под таким названием сборника статей известного американского журналиста У. Липпмана.

В вопросе о том, кто начал «холодную войну» существуют диаметрально противоположные мнения. Большинство российских (и советских) историков связывают начало «холодной войны» с знаменитой речью Уинстона Черчилля, произнесенной им в 1946 году в Фултоне (США). В своей речи он констатировал, что Европа оказалась разделенной «железным занавесом», и призвал западную цивилизацию объявить войну «коммунизму». Однако Юрий Каграманов думает, что «…У нас многие продолжают считать, что холодную войну объявил Черчилль своим известным выступлением в Фултоне (5 марта 1946 года). Но, во-первых, выступление Черчилля последовало за выступлением Сталина (месяцем ранее), исполненном враждебности по отношению к “капиталистическому окружению”. А во-вторых и в главных, Черчилль был всего лишь отставным премьером и не мог говорить даже от имени Англии, не говоря уже о других странах. Участие Трумена в его “акции” выразилось в том, что он всего лишь выслушал гостя и вполне условно поаплодировал. Официальная реакция на речь Черчилля была крайне сдержанной, реакция прессы – по большей части негативной. Американцы еще не были готовы дружить с англичанами против “России”. Наиболее влиятельный журналист, пишущий на международные темы, Уолтер Липпман еще твердо держался установки военных лет: не мешать советским самим разобраться в признанных за ними сферах влияния»

При анализе истоков «холодной войны», наиболее объективным представляется мнение о пришедшем на смену общности национальных интересов в деле победы над фашистской Германией и ее союзниками «…принципиально различных национальных интересов СССР и стран Запада, оформившихся еще на заключительном этапе второй мировой войны». В качестве примера крайних оценок можно привести с одной стороны мнение Безыменского Л.А. и Фалина В.М. «…“холодная война” разразилась, поскольку ее очень желали. Желали те, кому не терпелось заместить только что выбитых из седла претендентов на мировое господство и сделать Землю “по крайней мере на 85 процентов” (выражение Г. Трумэна) похожей на американский эталон.», с другой стороны– точку зрения того же Юрия Каграманова «…Не было в СССР руководящих кругов, способных более или менее правильно определить национальные интересы своей страны. Их место занимали головотяпы (любимое словечко Сталина и сталинцев). Подлинная причина холодной войны– в специфической ментальности советского правящего слоя, сформировавшегося на протяжении 20-х – 30-х годов. Подавляющая его часть вышла из крестьян (притом частично люмпенизированных), практически не получивших образования (даже к концу 30-х годов две трети верхнего слоя номенклатуры – на уровне первых секретарей обкомов и райкомов– имели лишь начальное и неоконченное начальное образование), и они привнесли в большую политику вполне архаичные представления о том, как должно строиться царство и как ему подобает вести себя в мире. В части внешней политики пробил себе дорогу элементарный хватательный инстинкт: “это мое, и то тоже мое”. Но древний инстинкт хотя бы умеривался здравым смыслом. А у наших руководителей здравый смысл был, хотя бы частично, атрофирован их революционным прошлым. “Сырье архаических представлений в данном случае было обожжено огненною новизною большевизма, ставившего своей целью мировую революцию. Но что такое мировая революция, могли себе представить только большевики ленинско-троцкистской складки, а не их номенклатурные выкормыши. Для последних имела смысл только та революция, которую они уже совершили и которая привела их к власти. Вместе с тем заложенная в них программа мировой революции никуда не исчезла, а лишь трансформировалась в некий “драйв”: подчинить своей воле все окольные, а потом и дальние народы».

Холодная война была противостоянием не только двух самых мощных держав послевоенного мира, но и различных социально-экономических и политических систем: тоталитарного (затем авторитарного) общества с централизованной экономикой и общества либеральной демократии и рыночной экономики. Известный американский специалист по международным отношениям Зб. Бжезинский отмечал: «Американо-советские отношения представляют собой классический исторический конфликт между двумя великими державами. Но это не просто национальный конфликт. Это также борьба между двумя имперскими системами, и впервые в истории она означает ни больше, ни меньше как соперничество двух наций за мировое господство».

СССР и США стремились всемерно укрепить собственные позиции на международной арене и воспрепятствовать усилению противника по холодной войне. Любой выигрыш одного из соперников автоматически считался соответствующим проигрышем другого– тем самым международные отношения стали рассматриваться как «игра с нулевой суммой».

В соперничестве основных участников холодной войны громадное внимание уделялось военно-силовому фактору: отсюда раскручивание гонки вооружений, желание обеспечить подавляющее преимущество, колоссальное наращивание военных потенциалов, включая ядерное оружие и средства его доставки.

В холодной войне каждая из сторон стремилась привлечь на свою сторону союзников и сателлитов. Поэтому и США, и СССР заключали двусторонние и многосторонние соглашения о союзе и взаимопомощи, энергично создавали военно-политические блоки. США использовали при этом свои громадные экономические и финансовые возможности, а СССР компенсировал отсутствие таковых жестким контролем в своей сфере влияния.

1.2 КАРИБСКИЙ КРИЗИС КАК КУЛЬМИНАЦИЯ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ

Тотальное противостояние СССР и США, Востока и Запада было чревато острыми международными кризисами. И они действительно происходили в период холодной войны, хотя имели разную природу. Кризисы внутри противоборствовавших лагерей: свержение Соединенными Штатами правительства Арбенса в Гватемале в 1954 г., события 1956 г. в Венгрии, вторжение войск Варшавского договора в Чехословакию в 1968 г. Ряд кризисов объяснялся наложением холодной войны на процессы национального освобождения колониальных и полуколониальных народов– «грязная война» Франции в Индокитае (1946–1954), Суэцкий кризис 1956 г. И, наконец, «классические» кризисы холодной войны, в которых сталкивались СССР и США или их союзники и сателлиты.

·           Берлинский кризис 1948-1949 гг.

Принципы обращения союзников с побежденной Германией были определены на Ялтинской и Потсдамской конференциях. Войска союзников оккупировали всю территорию Германии, которая для этого делилась на четыре оккупационные зоны: восточную – советскую, юго-западную – американскую, северо-западную британскую, на крайнем западе и юго-западе – небольшую французскую. Руководить экономической и политической жизнью в Германии был призван Союзный контрольный совет (КС), состоявший из глав военных администраций СССР, США, Великобритании и Франции. Все решения в КС принимались по принципу консенсуса, при отсутствии возражений с чьей-либо стороны. СКС размещался в Берлине, и весь Большой Берлин был оккупирован войсками четырех держав-победительниц с разбивкой города на соответствующие сектора. В Германии не существовало ни правительства, ни немецкого аппарата управления.

В Потсдаме была определена восточная граница Германии по рекам Одер – Западная Нейсе. Часть бывшей территории Германии отходила к Польше, часть – к Чехословакии, Кенигсберг (ныне Калининград) с прилегающей территорией передавался Советскому Союзу.

Решениями Потсдамской конференции в основу управления Германией были положены принципы «четырех Д»: денацификации, демилитаризации, демократизации, декартелизации. Денацификация означала упразднение и запрещение нацистской партии и всех связанных с ней организаций, исключение влияния нацистов на общественно-политическую жизнь. Демилитаризация включала ликвидацию всей германской военной машины и составляющих ее элементов (сухопутных, военно-морских, военно-воздушных сил, а также военизированных организаций: СС, СА, СД и гестапо), слом германского военного потенциала и запрещение военного производства. Демократизация предусматривала ликвидацию фашистского политического режима и государственного устройства, всех соответствующих институтов и учреждений, постепенную реконструкцию политической жизни на демократической основе. Декартелизация означала упразднение чрезмерной концентрации экономической мощи, особенно в форме крупных монополистических объединений. Союзники предусматривали также ограничение уровня германского промышленного производства.

Германия рассматривалась оккупационными державами как единое экономическое целое. В политической сфере в принципе намечалась перспектива создания центрального германского правительства. Именно оно должно было принять документ мирного урегулирования, подготовка которого возлагалась на Совет министров иностранных дел.

В Ялте и Потсдаме были приняты принципиальные решения о взимании с Германии репараций для компенсации ущерба государствам-жертвам агрессии «третьего рейха». Репарации осуществлялись в трех формах: изъятия германского промышленного оборудования, поставок текущей продукции германской промышленности, использования германского труда. К сожалению, точные суммы и объемы репараций установлены не были. В Потсдаме договорились лишь о том, что репарационные претензии СССР в основном удовлетворялись путем изъятий из советской зоны оккупации. В дополнение к этому Советский Союз должен был на определенных условиях получить из западных зон 25 % промышленного оборудования, не являющегося необходимым для германского мирного хозяйства. Подобные неясные решения повлекли за собой в последующем упорные дискуссии вокруг их реализации.

Совет министров иностранных дел обсуждал германскую проблему на нескольких своих сессиях: Парижской (апрель–май, июнь–июль 1946), Московской (март–апрель 1947), Лондонской (ноябрь–декабрь 1947), Парижской (май–июнь 1949). Дискуссии в СМИД велись по нескольким важным аспектам германской проблемы. При этом необходимо учитывать, что Франция не была представлена на конференциях в Ялте и Потсдаме и добивалась дополнения и исправления принятых решений по некоторым пунктам. Представители Парижа требовали особого статуса для Рура и Рейнской области, а также отделения от Германии Саара с его присоединением к Франции. Кроме того, французы блокировали создание каких-либо центральных германских административных органов. С другой стороны, советские власти форсировали создание в своей оккупационной зоне политических образований и профсоюзов коммунистической и прокоммунистической ориентации. Вместе с тем советские и французские позиции были близки в отношении необходимости выполнения программы репарационных поставок и установления международного контроля над Руром важнейшим угледобывающим и промышленным районом Германии, входившим в британскую зону оккупации. Советский Союз настаивал на снижении уровня разрешенного германского производства и соответствующем увеличении репараций. Однако США и Великобритания с осени 1946 г. взяли курс на наиболее эффективное использование сырьевых ресурсов и промышленного потенциала Германии для реконструкции Западной Европы. Расхождения по вопросу о репарационных поставках стали основным камнем преткновения для достижения договоренностей по германской проблеме.

Для проведения общей линии США и Великобритании в германском вопросе ими было заключено соглашение о слиянии американской и английской зон оккупации, которое вступило в силу 1 января 1947 г. В соглашении указывалось, что «обе зоны следует рассматривать как единую территорию для всех экономических целей» – так была создана Бизония.

В сентябре 1945 г. американское руководство выдвинуло идею заключения договора о разоружении Германии. Проект договора предусматривал полное разоружение и демилитаризацию Германии, а также быстрейшее окончание ее военной оккупации. Подобный договор не устраивал советское руководство: оно не стремилось к завершению оккупации Германии до осуществления экономических и политических реформ в соответствии с замыслами Кремля. Американский проект был отвергнут– шанс закрепить демилитаризацию Германии был упущен.

Что касается мирного урегулирования с Германией, то СССР выступал в 1946–1947 гг. за проведение общегерманских выборов, создание общегерманского правительства и заключение с ним мирного договора. При этом советское руководство рассчитывало на лучшую организованность коммунистических и левых организаций, на активность сторонников ориентации на Москву. США и Великобритания настаивали на выработке мирного урегулирования для Германии, то есть навязывания мирного договора без создания германского правительства. Франция же выступала за последовательную децентрализацию, то есть против создания любых центральных германских административных и политических органов.

Обсуждение экономических и политических проблем Германии на Лондонской сессии СМИД (ноябрь–декабрь 1947) не дало позитивных результатов. Сессия СМИД ознаменовала собой явный разрыв между тремя западными державами и Советским Союзом. Ни по экономическим, ни по политическим вопросам, касающимся Германии, договориться не удалось. В ходе сессии США, Великобритания и Франция достигли принципиальных договоренностей об объединении трех оккупационных зон в единое экономическое целое – тем самым создавалась Тризония. В декабре 1947 г. в Вашингтоне было объявлено решение госдепартамента о полном прекращении репарационных поставок Советскому Союзу. Западные державы начали непосредственную подготовку к созданию западногерманского государства. Через Германию все более явно проходила линия противостояния в холодной войне.

В феврале 1948 г. западные державы организовали сепаратную Лондонскую конференцию по германскому вопросу, в которой приняли участие представители США, Великобритании, Франции, Бельгии, Нидерландов и Люксембурга. Конференция проходила в два этапа: с 23 февраля по 6 марта и с 20 апреля по 1 июня. На первом этапе конференции были продолжены переговоры о создании Тризонии.

Фактически в ходе Лондонской конференции выявилась общность принципиального курса Запада в германском вопросе: подготовка к созданию западногерманского государства и включению его в западный блок. Подобная политическая линия неизбежно влекла за собой обострение международной напряженности в Европе.

В ходе второго этапа Лондонской конференции были достигнуты договоренности о созыве к сентябрю 1948 г. западногерманского Учредительного собрания, о выработке им конституции и введении ее в действие к началу 1949 г. с завершением к этому времени создания западногерманского государства.

Действия Запада вызывали тревогу и беспокойство советского руководства. В марте 1948 г. в Москве был разработан план введения ограничений на коммуникациях Берлина с западными зонами оккупации. Ведь весь Берлин был расположен на территории советской зоны, поэтому коммуникации западных секторов Берлина с западными зонами контролировались советскими властями. В конце марта было до минимума сокращено движение пассажирских и транспортных поездов американских, британских и французских войск между Берлином и западными зонами оккупации.

В то же время велась подготовка к раздельному проведению денежной реформы на западе и на востоке Германии. Представители четырех оккупационных властей не смогли договориться о ее согласованном проведении на всей территории Германии.

18 июня 1948 г. командующие оккупационными войсками США, Великобритании и Франции генералы Л. Клей, Б. Робертсон и П. Кениг сообщили маршалу В. Соколовскому о проведении с 20 июня денежной реформы в трех западных зонах. Предполагалось не распространять ее на западные сектора Берлина. В ответ 22 июня Соколовский известил западных командующих о проведении денежной реформы в советской зоне оккупации и в районе Большого Берлина. На следующий день западные державы приняли решение распространить денежную реформу в Западной Германии на западные сектора Берлина. Советские власти потребовали включения всего Берлина в финансовую систему советской зоны оккупации. Осуществляя раздельную денежную реформу в Германии, обе стороны сознательно шли на резкое обострение ситуации.

24 июня советские оккупационные власти полностью перекрыли наземные коммуникации между западными зонами оккупации и Берлином «по техническим причинам». Началась советская блокада Западного Берлина. В ответ западные державы (прежде всего США) организовали воздушный мост между западными зонами оккупации и Западным Берлином: каждые пять минут на западноберлинском аэродроме приземлялся американский военно-транспортный самолет. Все необходимые грузы перебрасывались по воздуху.

Вокруг Берлина возник острый международно-политический кризис. Некоторые американские военные предлагали осуществить прорыв советской блокады силой. Подобная попытка Запада означала бы эскалацию конфликта, грозившего непредсказуемыми последствиями и возможностью начала большой войны в Европе. Политическое руководство Запада не решилось на эти авантюристические действия. Правда, и советское руководство не пыталось помешать функционированию американского воздушного моста, не стремясь к развязыванию большой войны.

При этом сама денежная реформа была лишь поводом к кризису. Его причины заключались в глубоких противоречиях по германской проблеме. Пойдя на серьезную конфронтацию с западными державами, сталинское руководство стремилось вести переговоры по германской проблеме с позиции силы. Предполагалось, что осложнения вокруг Берлина заставят США, Великобританию и Францию быть более уступчивыми и отказаться от реализации их планов создания западногерманского государства. Это и было основной целью сталинской политики. В Кремле стремились осуществлять полный контроль над советской зоной оккупации и в то же время сохранить союзный контрольный механизм для влияния на положение в Германии в целом.

Кроме того, Москва добивалась постепенного включения всего Берлина в советскую зону оккупации. Просчет руководства СССР заключался в недооценке решимости западных держав сопротивляться советскому нажиму. США обладали для этого необходимыми военно-техническими возможностями и финансовыми ресурсами. В июле–августе 1948 г. в Москве состоялись беседы И. Сталина и В. Молотова с представителями США, Великобритании и Франции о путях урегулирования берлинского кризиса. Западные представители добивались отмены ограничений на коммуникациях между Берлином и западными зонами оккупации. В ходе беседы 2 августа Сталин признал советское давление на западные державы, но представил его как вынужденную оборонительную меру. Основной задачей советского руководства было добиться отказа США, Великобритании и Франции от подготовки к созданию западногерманского государства. Кроме того, Сталин и Молотов стремились добиться использования в Берлине валюты советской зоны оккупации и тем самым установления советского контроля над финансово-экономической системой города.

Западные державы готовы были пойти на компромисс по вопросу о денежной реформе, но этот шанс не был использован советской стороной. Сталин требовал, настаивал, оказывал энергичное давление с тем, чтобы отложить осуществление решений Лондонского совещания западных держав о подготовке к созданию правительства Западной Германии. Однако именно в этом вопросе США, Великобритания и Франция не собирались отступать.

Неверная оценка советским руководством общей военно-политической ситуации, намерений и возможностей Вашингтона, Лондона и Парижа привела к отказу от компромиссных решений в августе–сентябре 1948 г. и затягиванию берлинского кризиса. Расчет делался на то, что зимой «воздушный мост» не сможет функционировать. Однако американские летчики и техники справились с поставленными задачами.

Ситуация вокруг Берлина становилась проигрышной для советского руководства с политической, пропагандистской и стратегической точек зрения. Кремль вынужден был признать поражение своей попытки блокады Берлина.

В середине февраля 1949 г. по инициативе американской стороны представителями США и СССР в ООН были начаты переговоры об урегулировании берлинского кризиса. 4 мая в Нью-Йорке было достигнуто соглашение, по которому с 12 мая отменялись все ограничения в области связи, транспорта и торговли между Берлином и западными зонами Германии, а также между восточным и западными секторами Берлина. Западные державы, со своей стороны, согласились на созыв 23 мая 1949 г. в Париже еще одной сессии СМИД для рассмотрения проблем Германии и положения в Берлине.

К сожалению, на Парижской сессии СМИД не удалось достигнуть реальных договоренностей и соглашений. Берлин остался расколотым городом с различными валютами. На Западе и Востоке Германии завершалась подготовка к созданию двух германских государств.

Отметим, что важной чертой этого острого международного кризиса было нежелание ни одной из сторон сделать первый выстрел и развязать крупномасштабный военный конфликт. В этом смысле участники кризиса правильно оценивали намерения друг друга и проявляли разумную сдержанность.

В берлинском кризисе 1948–1949 гг. переплетались геополитические, идеологические и психологические факторы, на его развитие оказывали влияние и ошибочные представления лидеров великих держав о намерениях и возможностях другой стороны. Руководители стран Запада, и прежде всего США, упорно проводили курс на раскол Германии, на создание западногерманского государства и включение его в систему западных военно-политических блоков. При этом весной 1948 г. они недооценили готовность советской стороны предпринять решительные меры в отношении западных секторов Берлина и пойти на серьезный международный кризис.

Анализ действий советского руководства во время берлинского кризиса 1948–1949 гг. позволяет утверждать, что это была борьба против расширения западной сферы влияния. Москва стремилась не допустить образования западногерманского государства и его включения в западный блок. Блокада Берлина была призвана создать ситуацию, в которой СССР мог бы вести переговоры по германский проблеме с позиции силы. В случае отказа западных держав пойти на серьезные политические уступки оставалась попытка вытеснить их из Берлина, включив весь город в финансово-экономическую систему советской зоны оккупации. Но при любом варианте реальностью стало дальнейшее обострение конфронтации двух систем.

·           Война в Корее 1950-1953 гг.

С 1910 по 1945 г. Корея была японской колонией. С поражением Японии в войне Корея была освобождена. По межсоюзническим соглашениям, капитуляцию японских войск к северу от 38-й параллели принимали советские вооруженные силы, к югу американские. Мало кто мог тогда предполагать, что тем самым закладывались предпосылки раскола страны.

На севере страны стали проводиться социально-экономические реформы по образцу СССР, был взят курс на осуществление «народно-демократической революции». В политической жизни страны решающую роль стала играть компартия во главе с Ким Ир Сеном, усиленная переселением на историческую родину этнических корейцев из СССР. На юге страны формировался прозападный режим авторитарного толка во главе с Ли Сын Маном. В результате в 1948 г. произошел раскол страны: на юге в мае была создана Республика Корея, на севере в сентябре– Корейская Народно-Демократическая Республика. Руководство и Севера, и Юга выступало за объединение страны, но на своих собственных условиях и под своим собственным главенством.

Создать объединенное временное правительство Кореи не удалось. Советское руководство все более явно брало курс на включение Северной Кореи в свою сферу влияния. В КНДР направлялись многочисленные советские советники, ей оказывалась экономическая и военная помощь. Несмотря на вывод с Корейского полуострова в 1948–1949 гг. советских и американских войск, напряженность в отношениях между двумя корейскими государствами возрастала. Они усиленно готовились к возможному вооруженному конфликту. К весне 1950 г. КНДР сформировала 10 пехотных дивизий и одну танковую бригаду. Ким Ир Сен стремился получить поддержку советского руководства для попытки объединения страны военной операцией Севера. Он неоднократно обращался по этому вопросу в Москву. Сталин держался осторожно. Он призывал тщательно подготовить планировавшуюся акцию с политической и военной точки зрения, предварительно развернуть партизанскую борьбу в Южной Корее.

Победа революции в Китае и заключение союзного договора между СССР и КНР существенно упрочили положение руководства КНДР. Министр национальной безопасности КНДР так оценивал заключение советско-китайского договора: «Мы обрели надежду одержать победу в нашей борьбе за устранение клики Ли Сын Мана и выдворение сил американского империализма из Кореи».

Советское руководство стремилось укрепить свои позиции на Дальнем Востоке и ослабить влияние США в регионе. При этом учитывалось и то, что в январе 1950 г. государственный секретарь США Дин Ачесон, говоря об «оборонном периметре США в Тихом океане», не включил в этот оборонный периметр Корею, хотя в том же месяце США заключили с Южной Кореей соглашение о взаимной помощи в области обороны. Вместе с тем Кремль не хотел уступать руководству КНР роль лидера коммунистических и освободительных сил в Азии, что побуждало Москву более решительно поддержать замыслы Ким Ир Сена в отношении попытки добиться объединения Кореи применением вооруженной силы.

Наконец, весной 1950 г., Сталин дал согласие на настойчивые обращения Ким Ир Сена о проведении наступательной военной операции против Южной Кореи. Правда, советский лидер обусловил свое согласие поддержкой этой акции со стороны Пекина.

Заручившись одобрением Москвы и Пекина, руководство КНДР организовало полномасштабное наступление своих войск против Южной Кореи. Военные действия начались утром 25 июня 1950 г. Организаторы наступательной операции рассчитывали победоносно завершить ее за 3–4 дня, до вмешательства американцев, однако осуществить этот замысел не удалось. Вначале наступление северокорейских войск развивалось довольно успешно. К сентябрю в руках южнокорейцев оставалась только юго-восточная оконечность полуострова с городом Пусан.

Тем временем корейская война превратилась в серьезный международный кризис. Уже 25 июня по требованию США собрался Совет Безопасности ООН, квалифицировавший действия КНДР как агрессию. 27 июня президент США Трумэн отдал приказ американским вооруженным силам оказать поддержку армии Южной Кореи. В тот же день Совет Безопасности ООН заявил о поддержке действий США. В обстановке холодной войны вооруженный конфликт в Корее неизбежно приобретал характер столкновения между Востоком (коммунизмом) и Западом во главе с США. С начала июля советская пропаганда приобрела жесткий антиамериканский характер в связи с событиями в Корее, которые изображались как агрессия Юга против Севера.

30 июня Трумэн отдал распоряжение послать в Корею сухопутные войска США. 7 июля Совет Безопасности принял резолюцию о формировании сил ООН во главе с американским генералом Макартуром для помощи Южной Корее в отражении агрессии. Основу сил ООН составили войска США, кроме них свои контингенты предоставили Великобритания, Франция, Турция, Австралия, Канада, Бельгия, Новая Зеландия, Таиланд, Филиппины – всего 14 государств. Решительное вмешательство США и их союзников в корейский конфликт под флагом ООН перечеркивало расчеты Северной Кореи на быструю военную победу и капитуляцию Юга.

К началу сентября войска Южной Кореи и силы ООН остановили наступление армии Северной Кореи на юго-востоке полуострова. 15 сентября американцы успешно осуществили высадку мощного десанта с моря в районе Инчхона, в тылу северокорейских войск. Оказавшись перед угрозой окружения и разгрома, армия Северной Кореи стала отступать. 28 сентября американцы и южнокорейцы вошли в Сеул, затем перешли границу между Югом и Севером и 19 октября взяли столицу КНДР г. Пхеньян. К концу октября северокорейские войска оказались прижаты к границе с Китаем, создалась угроза самому существованию КНДР.

Следует отметить, что уже в первые месяцы корейской войны в ООН было внесено несколько предложений, позволявших достичь компромисса и вернуться к довоенному положению. Однако в период успехов КНДР ее руководители отвергали возможные договоренности, а после перехода в наступление сил ООН уже США и их союзники не соглашались на компромисс.

В критической для руководства КНДР ситуации, сложившейся в октябре, оно обратилось за срочной помощью в Москву. Однако Сталин избегал прямого советского вмешательства в корейскую войну и переадресовал Ким Ир Сена в Пекин. Китайские руководители колебались, но возможный выход американских войск на границу с Китаем прямо затрагивал и их интересы. В конце октября «китайские добровольцы» перешли пограничную реку Ялуцзян и вступили в боевые действия на стороне северных корейцев. Всего в Корею было направлено до 10 дивизий Народно-освободительной армии Китая (НОАК). Вступление частей НОАК в войну резко изменило соотношение сил в пользу Северной Кореи.

Вместе с тем заметно увеличил свою помощь Северной Корее и Советский Союз. СССР регулярно поставлял КНДР необходимое вооружение. В северокорейской армии имелись советские военные советники. Кроме того, под видом китайских добровольцев в Корею скрытно было направлено до 5 тыс. советских офицеров: летчиков, зенитчиков, артиллеристов, танкистов. Советские истребители появились в небе Кореи в начале ноября 1950 г. В их задачу входило прикрыть от налетов авиации противника стратегически важные мосты через реку Ялуцзян, коммуникации и аэродромы на территории КНДР в 75-километровой полосе от китайско-корейской границы. Советская авиация успешно справилась с поставленными задачами. Всего в корейской войне советские летчики и зенитчики уничтожили более 1300 самолетов противника при своих собственных потерях в 335 истребителей.

Китайские и северокорейские войска при советской поддержке перешли в наступление и в январе 1951 г. заняли Сеул. В этот критический момент войны генерал Макартур предложил применить в Корее атомное оружие. Однако государственно-политическое руководство США ясно понимало опасные последствия подобных действий, возможность вовлечения американцев в большую войну. Вашингтон не пошел на применение в Корее атомного оружия. Оно оставалось скорее средством устрашения.

В дальнейшем военные действия в Корее развивались с переменным успехом, наступательная инициатива переходила то к одной стороне, то к другой. Летом 1951 г. линия фронта стабилизировалась в районе 38-й параллели, откуда и начались военные действия. Обе стороны убедились в невозможности добиться решающих военных успехов.

В июле начались переговоры о перемирии между командованием северокорейских и китайских войск, с одной стороны, командованием сил ООН, с другой. Переговоры были трудными. К осени 1952 г. были согласованы решения трех основных проблем: 1) демаркационная линия должна была пройти соответственно линии фронта на момент прекращения боевых действий, после чего каждая из сторон отводила свои войска на 2 км и таким образом создавалась демилитаризованная полоса шириной 4 км; 2) создавались две специальные комиссии по контролю за выполнением условий перемирия; 3) в течение трех месяцев предлагалось созвать политическую конференцию для мирного решения корейского вопроса и проблемы вывода иностранных войск. Оставалась нерешенной проблема репатриации военнопленных, так как КНДР добивалась передачи всех военнопленных, а американцы настаивали на учете их собственных пожеланий. Окончательно соглашение о перемирии было выработано и заключено в июле 1953 г., после смерти Сталина и прихода к власти новой американской администрации. Часть северокорейских военнопленных передавалась третьей стороне.

Участники военных действий в Корее положили на алтарь войны многочисленные жертвы: Южная Корея потеряла до 400 тыс. военнослужащих, США– 142 тыс., потери КНДР и КНР составили до 2 млн. человек, советских военнослужащих– 299 человек.

Война в Корее не принесла победы ни одной из сторон. На полуострове продолжали существовать два враждебных друг другу государства. Тем самым был осуществлен раздел на сферы влияния СССР и США в Азии. Корейская война доказала, что пересмотр сложившейся ситуации силой был практически невозможен из-за упорного сопротивления противника по холодной войне. Вместе с тем корейская война подтвердила, что КНР являлась самостоятельным фактором в Азии, который приходилось учитывать.

Военные действия в Корее подхлестнули гонку вооружений и на Западе, и на Востоке. Запад считал, что коммунизм сделал ставку на прямые вооруженные действия для расширения своего влияния. СССР и его союзники убедились, что США готовы использовать все имевшиеся в их распоряжении средства для защиты интересов Запада. Была продемонстрирована конкретная военно-политическая реализация американской доктрины «сдерживания». Более интенсивно пошел процесс формирования и укрепления противостоявших военно-политических блоков.

Корейская война стала примером столкновения сателлитов. Выявилась опасность подобных конфликтов, вовлечения в них великих держав. США и КНР прямо участвовали в военном конфликте, СССР скрывал участие своих военнослужащих в боевых действиях, но, тем не менее, оно имело место. Вместе с тем Москва и Вашингтон сумели удержать конфликт на локальном уровне, не допустить его перерастания в большую войну.

·           Карибский кризис 1962 г.

Вторая половина октября 1962 года вошла в историю под названием «карибский кризис» (в США– «ракетный», на Кубе– «кубинский»), возникший в атмосфере обострения «холодной войны» и поставивший мир на грань ядерной катастрофы.

События октябрьских дней 1962 г.– это первый и, к счастью, единственный в нашей истории термоядерный кризис. Одни считают, что его причины носили военный характер: СССР стремился уменьшить дисбаланс в количестве ядерных боеголовок. Другие называют политические причины: стремление США не допустить распространения коммунизма на Западное полушарие. В настоящее время достаточно распространено мнение, что основной причиной карибского кризиса было взаимное недоверие. Подчеркиваются цивилизационные различия между двумя сверхдержавами, неспособность руководства адекватно оценить последствия собственных решений, реакцию противоположной стороны на основании этих различий. Никто не хотел войны, но она была, как никогда, возможна.

Важным представляется периодизация карибского кризиса. Исследователи уже не ограничивают карибский кризис тринадцатью октябрьскими днями, во время которых произошли все его основные события. Б. Путилин выделяет три фазы: скрытая (сентябрь–21 октября), открытая (22–27 октября) и завершающая (28 октября–20 ноября 1962 г.) [ ]. Рассматривая в гл. 2 карибский кризис на уровне событий, мы будем придерживаться данной периодизации.

2. ПЕРИОДИЗАЦИЯ КАРИБСКОГО КРИЗИСА

2.1 СКРЫТАЯ ФАЗА. ОПЕРАЦИЯ «АНАДЫРЬ»

В 1952 г. на Кубе была установлена проамериканская диктатура Батисты. Остров рассматривался как выгодный объект для капиталовложений, место отдыха и развлечений американцев. На нем находилась крупнейшая военно-морская база США. Как отмечал американский политолог Дж. Геддис, Соединенные Штаты «поняли выгоду обладания гегемонией в Западном полушарии задолго до того, как стали задумываться о своей глобальной гегемонии» [ ]. В 1956 г. в стране развернулось партизанское «Движение 26 июля» под руководством демократа Ф. Кастро, которое привело к падению в январе 1959 г. диктаторского режима. Встреча Ф. Кастро в апреле 1959 г. с вице-президентом Р. Никсоном оказалась безрезультатной. Месяц спустя на Кубе был принят закон об аграрной реформе, ликвидировавшей местные латифундии и крупные иностранные землевладения, земля была передана крестьянам, 70% которых составляли безземельные. Именно с этого времени начинается ухудшение отношений США с Кубой [ ].

17 марта 1960 г. президент США Д. Эйзенхауер отдал секретную директиву о подготовке отрядов кубинских эмигрантов для вторжения на остров, но в апреле 1961 г. десант потерпел поражение. Следует отметить, что США во время этих событий, длившихся трое суток, соблюдали нейтралитет. Вместе с тем, именно тогда Ф. Кастро заявил о социалистическом выборе, а кубино-американские отношения превратились во враждебные [ ]. В американской историографии встречается мнение, что, морально поддерживая десантников, администрация Дж. Кеннеди стремилась взять реванш за то, что Ю. Гагарин на три недели опередил А. Шепарда [ ]. Посольство СССР на Кубе было закрыто в 1952 г., о Ф. Кастро в Москве ничего не знали. От кубинских коммунистов были получены сведения, что Фидель – представитель крупной буржуазии, агент ЦРУ, между ним и Батистой нет особой разницы. Комитет госбезопасности послал в Гавану «корреспондента ТАСС» А. Алексеева (в июне 1962 г. он стал послом), а в феврале 1960 г. состоялся визит первого заместителя советского премьера А. Микояна, который констатировал эволюцию Ф. Кастро к марксизму.

А.И. Алексеев пишет об этом: «Я фактически оказался первым советским человеком, прибывшим на Кубу после революции, которая победила, как известно, в первый день нового, 1959 года; в качестве корреспондента ТАСС мне пришлось в одиночестве пробыть там еще несколько месяцев.

Надо сказать, что в СССР в ту пору почти ничего не знали ни о характере кубинской революции, ни о ее вождях, поскольку пользовались лишь сообщениями иностранных информационных агентств, которые, разумеется, искажали суть событий на Кубе в угоду собственным интересам. И вот, прибыв 1 октября 1959 года в Гавану, я не только стал свидетелем поистине всенародной любви кубинцев к Фиделю Кастро и поддержки, проводившихся в стране реформ, но и столкнулся с оголтелой антисоветской и антикоммунистической пропагандой большинства буржуазных газет, доставшихся революции в наследство от прежних проамериканских режимов. Для того чтобы правильно понять характер кубинской революции, необходимо было побеседовать с ее лидерами.

Первая встреча состоялась у меня 12 октября с Эрнесто Че Геварой, который сказал, что, по его личному мнению, для завоевания свободы и независимости у Кубы нет иного пути, кроме строительства социалистического общества и установления дружественных отношений со странами социалистического содружества. Че организовал мне через три дня встречу с Фиделем, который сказал в той беседе, что революция ставит целью создание справедливого общества без эксплуатации и намерена его защищать посредством вооружения народа. Фидель не говорил о строительстве “социалистического общества” (хотя особой разницы между его словами и Че Гевары я не усмотрел), он особо отметил, что общественное мнение Кубы еще подвержено влиянию антисоветской и антикоммунистической пропаганды и пока не готово к восстановлению дипломатических отношений с СССР. По этой причине Фидель предложил показать в Гаване советскую торгово-промышленную выставку, которая в то время проходила в мексиканской столице.

Выставка открылась в феврале I960 года и буквально поразила большинство кубинцев, не имевших до той поры практически никакого представления о нашей стране. На открытие выставки прибыл Анастас Иванович Микоян, с которым после того у Фиделя и других кубинских руководителей сложились самые теплые, дружеские отношения. Думаю, именно тогда они по-настоящему поверили, что СССР будет бескорыстно помогать Кубе.

Тогда-то и был решен вопрос о восстановлении в подходящий момент дипотношений между нашими странами. А через три месяца был подписан официальный документ об открытии посольств в Гаване и Москве. Подчеркну, что именно А. И. Микоян сыграл решающую роль в становлении советско-кубинской дружбы и до конца своих дней он делал все возможное для ее укрепления.

После восстановления дипотношений меня назначили советником советского посольства в Гаване, и на этом посту я проработал почти два года. А в начале мая 1962 года меня неожиданно вызвали в Москву. На другой же день после приезда я был приглашен на беседу к Н. С. Хрущеву, от которого узнал о решении назначить меня послом в Республике Куба…». Выступая весной 1960 г. на Всероссийском съезде учителей, Н. Хрущев заявил, что СССР в ответ на объявленную Эйзенхауером экономическую блокаду окажет Кубе помощь. Он утвердился в симпатиях к Кубе после своей встречи с руководителем аграрной реформы А. Хименесом (июль 1960 г.). В том же месяце советский руководитель «с демонстративной сердечностью» принял Р. Кастро и дал согласие на советские поставки оружия (танков, артиллерии, стрелкового оружия, учебных самолетов), которые осуществлялись через Чехословакию. Москва импортировала кубинский сахар, хотя в этом не было экономической нужды. 22 августа 1960 г. советский посол на Кубе М. Кудрявцев вручил верительные грамоты президенту О. Торрадо [ ].

Первая встреча Н. Хрущева и Ф. Кастро состоялась в октябре 1960 г. в Нью-Йорке, на сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Ее результатом стал «окончательный перелом» у Хрущева в отношениях к Кубе, которая представилась ему «Давидом, противостоящим могущественному Голиафу». В сентябре 1961 г. советский премьер встретился с кубинским президентом, озабоченным угрозой вторжения регулярной армии США на остров [ ].

В ноябре 1961г. американская администрация рассмотрела план «Мангуст», целью которого являлось оказание помощи кубинской контрреволюции. План предусматривал экономический саботаж, взрывы портов и нефтехранилищ, поджоги плантаций сахарного тростника, убийство Ф. Кастро. В январе 1962 г. министерством обороны была завершена разработка плана использования американских вооруженных сил в случае обращения кубинского подполья к США после начала восстания на острове. Тогда же по инициативе США Куба была исключена из Организации американских государств (ОАГ) под предлогом угрозы «коммунистического проникновения» в страны Латинской Америки. 15 латиноамериканских государств разорвали с ней дипломатические отношения и установили эмбарго на торговлю [ ].

Нуждающимся в уточнении продолжает оставаться вопрос о том, когда и как было принято решение о посылке советских ракет на Кубу. Комитет госбезопасности СССР в 1960 г. прогнозировал, что американцы подвергнут Кубу нападению, если Гавана захватит базу США в Гуантанамо или если она позволит какому-либо государству разместить ракеты на своей территории. Возможно, это обстоятельство повлияло на решение Н. Хрущева о размещении ракет. Существует точка зрения, что вопрос о поставке советских ракет на Кубу был инициирован Че Геварой во время визита в СССР в ноябре 1960 г.

Ряд исследователей проблемы придерживаются мнения, что идея создания советских ракетных баз на Кубе возникла в марте–апреле 1962 г. Американский эксперт Р. Гартхоф, академик РАН А. Фурсенко, профессор Д. Волкогонов и другие называют апрель, когда министр обороны СССР Р. Малиновский доложил Н.Хрущеву о развертывании американских ядерных ракет средней дальности в Турции [ ].

С. Хрущев считает, что это произошло в середине мая, во время визита его отца в Болгарию, причем идея была поддержана находившимся с ним министром иностранных дел А. Громыко. Анастас Микоян вспоминает: «Мысль об установке ракет с атомными боеголовками на Кубе возникла у Хрущева единственно с целью защиты Кубы от нападения. Он был в Болгарии в 1962 году, кажется, в середине мая. Приехал и рассказал мне, что все время думал, как бы спасти Кубу от вторжения, которое, как он считал, неизбежно должно повториться, но уже другими силами, с расчетом на полную победу американцев. “И пришла мне,– говорит,– мысль: что если послать туда наши ракеты, быстро и незаметно их там установить, потом объявить американцам, сначала по дипломатическим каналам, а затем и публично. Это сразу поставит их на место. Они будут поставлены в состояние такого же равновесия, как и во взаимоотношениях с нашей страной. Любое нападение на Кубу будет означать удар непосредственно по их территории. А это приведет к тому, что им придется отказаться от любых планов нападения на Кубу”.

Я ему сказал, что все это очень опасно. Такую вещь трудно скрыть – вдруг обнаружат? Кроме того, уж очень трудно будет заставить американцев смириться с постоянной угрозой удара “прямой наводкой по их территории. Они могут не уступить и ударить по нашим ракетам, которые в условиях Кубы не спрячешь. А это будет удар по нашим войскам, так как ракеты должны иметь сильное сухопутное прикрытие. И что тогда нам делать?

Но Хрущев не отступал. Стали обсуждать на Политбюро. Никто больше, кроме меня, конечно, ему не перечил. Я еще в какой-то мере надеялся на военных, но Малиновский только поддакивал во всем Хрущеву...»

24 мая 1962 г. Президиум ЦК КПСС принимает решение о переброске контингента советских войск (ГСВК) на территорию Кубы, а 10 июня– утверждает решение о доставке на Кубу советских ракет средней дальности с ядерными боеголовками. Этой операции было дано название «Анадырь». было составной частью дезинформации. Анадырь– это река, впадающая в Баренцево море и одноименный порт, центр Чукотского округа.

20 июня завершается формирование ГСВК для участия в операции «Анадырь».

Оставалось только убедить кубинские власти в необходимости принятия советской военной помощи.

А.И. Алексеев пишет: «В середине мая мы прибыли в Гавану. Надо сказать, что мое положение было довольно деликатным: официально я еще не был назначен послом, хотя агреман уже был запрошен у кубинцев. Тем не менее в день приезда я встретился с Раулем Кастро и попросил его срочно организовать встречу с Фиделем. Я ничего не сказал Раулю о конкретных целях нашей делегации, но, поскольку в ее составе был маршал Бирюзов, прибывший в Гавану под другой фамилией, Рауль, как мне думается, понял, о чем пойдет речь. Через несколько часов вечером состоялась наша встреча с Фиделем, на которой присутствовал и Рауль.

Разговор начался с сообщения об озабоченности Советского правительства развитием событий вокруг Кубы, наращиванием агрессивных действий США, что могло привести к их вооруженному вторжению. Наши и кубинские оценки создавшегося положения оказались идентичными.

Затем было сказано, что правительство СССР всеми возможными средствами готово помочь Кубе в укреплении ее обороноспособности вплоть до рассмотрения вопроса о размещении на ее территории советских ракет средней дальности, если кубинские друзья сочтут для себя полезным такое средство устрашения потенциального агрессора…

Фидель на минуту задумался, а затем сказал, что ему эта идея представляется очень интересной, поскольку она, кроме защиты кубинской революции, послужит интересам мирового социализма и угнетенных народов в их противоборстве с обнаглевшим американским империализмом, который повсюду в мире пытается диктовать свою волю. Таким образом. Куба могла бы внести свой вклад в общее дело антиимпериалистической борьбы. Но он пообещал обсудить этот вопрос с ближайшими соратниками и лишь, потом дать нам окончательный ответ. Мне показалось тогда, что Фидель еще до нашей встречи понял, о чем пойдет речь, и уже был почти готов к положительному ответу. На следующий день состоялась новая беседа, на которой с кубинской стороны кроме Фиделя присутствовали Рауль Кастро, Эрнесто Че Гевара, Освальдо Дортикос и Блас Рока. Ответ их был однозначен: да.»

27 июня в ходе визита в Москву Рауля Кастро был парафирован договор о размещении советских вооруженных сил на территории Республики Куба.

10 июля первая команда из рекогносцировочной группы ГСВК отбыла из аэропорта Внуково в Гавану. Рекогносцировочные (передовые) группы отправили под видом специалистов по сельскому хозяйству, самолетами. Их встречали представители министерства сельского хозяйства Кубы. Операция «Анадырь» началась.

Для операции «Анадырь» были характерны скрытность и дезинформация при проведении операции. Круг лиц, допущенных к планированию операции, был строго ограничен. Союзники по Варшавскому пакту не информировались. Под любыми предлогами собирались корабли гражданского флота, нужные для операции (всего было использовано 85 кораблей, совершивших 183 рейса). Личный состав убеждали в том, что он участвует в стратегических учениях, для этой цели грузили полушубки, лыжи, валенки. После прибытия в порт отправки личный состав лишался всех видов связи. Связь Генштаба осуществлялась шифром и лично через ответственных Генштаба и Главных штабов. По пути следования личный состав был переодет в гражданскую одежду. Проводилась дезинформация в печати. Публиковались статьи о туристах, следующих на Кубу и др.

Справочный материал для командного состава готовило 7 Управление Главного политического управления Советской Армии. В него включали данные по всем «горячим точкам», существовавшим тогда в мире: о Египте, Кубе, Индонезии, о Пакистане и Индии. После объявления подлинного маршрута, оставляли только сведения о Кубе, другие документы надлежало сжечь.

Капитанам давались карты всего мирового океана, кроме этого- пакеты, которые следовало вскрыть по мере необходимости в море.

На палубы судов грузилась техника, внешне напоминавшая сельскохозяйственную. При проходе проливов и при встрече в море с кораблями личный состав убирался с палуб. Иностранных лоцманов по возможности не брали на борт. Разгрузка судов с личным составом и техникой на Кубе проводилась только ночью.

В июле на Кубу, в Гавану прибыл генерал армии Плиев, назначенный командующим группировкой советских войск на Кубе. И.А. Плиев- кавалерист, командовавший в годы Великой Отечественной войны кавалерийскими и конно-механизированными группировками, с 1958 г.- командующий войсками Северо-Кавказского военного округа. Именно ему пришлось организовывать подавление войсками тех волнений, которые вспыхнули в Новочеркасске в первые дни июня 1962 г. Выбор его в качестве командующего был обусловлен, скорее всего, тем, что Плиев имел опыт управлением войсками в условиях горного и субтропического климата.

Американская администрация, в свою очередь, продолжала подготовку планов вторжения на Кубу. 10 августа 1962 г. в Вашингтоне было принято решение об осуществлении расширенного «варианта В» об организации подпольной деятельности на Кубе с целью спровоцировать восстание на Кубе как повода для вторжения [ ]. В январе–августе 1962 г. на Кубе было проведено 5780 подрывных акций, в том числе на крупных промышленных предприятиях– 716 [ ].

В течение августа–сентября советский флот перевозит на Кубу военную технику, личный состав. На Кубе создается мощная советская военная группировка, включавшая в себе сухопутные, авиационные и морские соединения. 16 сентября дизель-электроход «Индигирка» вышел из Североморска с ядерными боеприпасами на борту [ ]. Следом за ним вышел сухогруз «Александровск» с аналогичным грузом.

Учитывая возможность нападения на гражданские суда, перевозящие на Кубу военное снаряжение, Генеральный штаб обратился к Хрущеву с предложением о необходимости вооружения каждого транспортного судна, следующего на Кубу с личным составом и вооружением, помимо личного оружия, путем установки на каждом судне по две 23-мм спаренные зенитные установки с боезапасом по два боекомплекта (2400 снарядов) для борьбы с воздушными целями на дальности до 2500 метров при высотах до 1500 метров и против надводных легкобронированных целей на расстоянии до 2000 м. Следовало вооружить 34 судна, дать инструкцию капитанам и начальникам воинских эшелонов по защите транспортных судов от пиратских действий самолетов, надводных кораблей, подводных лодок США и кубинских контрреволюционеров на переходе морем [].

У капитанов гражданского флота это предложение энтузиазма не вызвало. Пушки, установленные на их кораблях, превращали эти суда, в соответствии с морскими обычаями, в военные, со всеми вытекающими из этого последствиями. Суда гражданского флота оказывались юридически боевыми, не приобретая, по существу, никаких новых возможностей обороняться.

В группировке советских войск на Кубе предполагалось иметь в ее составе значительные силы военно-морского флота: эскадру подводных лодок, эскадру надводных кораблей, бригаду ракетных катеров, ракетный полк «Сопка» морской торпедный авиационный полк и отряд судов обеспечения. Всего на Кубе планировалось развернуть: 11 подводных лодок (в том числе, 7 ракетных), 2 крейсера, 4 эскадренных миноносца (из них 2 ракетных), 12 ракетных катеров «Комар», 6 пусковых установок «Сопка», 33 бомбардировщика Ил-28 и 5 вспомогательных судов.

Реально на Кубу были доставлены: полк бомбардировщиков Ил-28, бригада ракетных катеров типа «Комар» в составе 3 дивизиона по 4 катера в каждом. В составе ВМФ на Кубе был включен также полк ракет «Земля-море» типа «Сопка» (4 дивизиона по 2 пусковые установки в каждом). Всего на остров было доставлено 34 этих крылатые ракеты. Переброска же эскадры надводных кораблей, предусмотренная планом «Анадырь», была отменена решением Совета обороны СССР в конце сентября. Эскадра подводных лодок тоже не была развернута. 7 дизельных ударных подлодок обеспечивали морские перевозки войск и грузов на Кубу [ ]. Имелись проблемы с использованием легких бомбардировщиков ИЛ-28. По штату в полку должно было быть 42 самолета. Эти машины были отправлены в контейнерах. К началу кризиса было собрано только 6 машин.

Однако особое значение в этой группировке приобретало наличие в ее составе ракетно-ядерного оружия. Ракетные войска стратегического назначения на Кубе состояли из 43-й ракетной дивизии (командир- генерал-майор И. Д. Стаценко) в составе 5-ти ракетных полков, в том числе- три полка ракет Р-12 (радиус действия- до 2300 км) и двух- Р-14 (радиус действия до 5000 км). Три ракетных полка Р-12 имели 42 ракеты (из них 6- учебно-боевых), (36 ракет- это 1,5 боезапаса).

В конце сентября 1962 г. на Кубу через порты Баиа-Онда, Мариэль и Касильда прибыли ракеты Р-12 [ ]. 4 октября. «Индигирка» с грузом ядерных боеприпасов для этих ракет прибыл в порт Мариэль []. К 20 октября ядерные боеприпасы, доставленные «Индигиркой», прошли проверку и были доставлены в ремонтно– (ракетно)технические базы воинских частей [ ].

К началу кризиса (к 22 октября) было завезено ядерных боеприпасов:

·           к ракетам Р-14 - 60 ядерных боеприпасов (до 1 мегатонны);

·           к крылатым ракетам- 80 ядерных боеголовок;

·           к самолетам Ил-28 - отдельная эскадрилья- 6 бомб по 5-6 килотонн;

·           к 6 пусковым установкам «Луна»- тактические ракеты по 2 килотонны.

Всего на Кубе находились 164 ядерные боеголовки [ ]

Ракеты Р-14 не были доставлены из-за начала блокады и транспорты с ними развернуты в СССР, однако 24 ядерных боеприпаса для ракет Р-14 находилось на Кубе [].

Существуют разные оценки границ самостоятельности в возможности применения ядерного оружия. По мнению Н.К. Белобородова и другого генерала- Л. Гарбуза, советские войска на Кубе были лишены права самостоятельного применения ядерного оружия, Иную точку зрения отстаивает генерал армии А. И. Грибков, тогда- представитель Генерального штаба в группировке Советских войск на Кубе. По его сведениям, существовало устное указание Хрущева командующему группировкой генералу армии Плиеву применять ядерное оружие самостоятельно, если это диктовалось создавшейся ситуацией или в случае утраты связи с Центром. Это указание было оформлено Генштабом, как приказ от имени министра обороны маршала Р. Малиновского для командующего советской группировкой на Кубе Плиеву. Однако Малиновский отказался подписать завизированный приказ. Устно же, при отправке, Плиев вновь получил от Хрущева указание самостоятельно применять ядерное оружие в зависимости от ситуации [].

Всего на Кубе к началу кризиса (к 22 октября) находилось около 43 тысяч советских военнослужащих. Группировка Вооруженных сил на Кубе была ориентирована на противостояние вооруженным силам США. В ее состав вошли- Ракетные войска стратегического назначения, Противовоздушные войска, Сухопутные войска, Военно-морской флот, Военно-воздушные силы, тыловые части обеспечения. Поводилась работа по подготовке основных и запасных стартовых площадок, казармы, хранилища, дороги.

Американская разведка оказалась не в состоянии, верно, оценить масштабы советского военного присутствия на этом острове. По американским разведданным численность советских войск на Кубе в сентябре–октябре (когда была уже достигнута практически полная численность)оценивалась в 4–4,5 тыс. человек; в ноябре, после уточнения данных 12–16 тысяч человек, в начале 1963 г.– в 22 тыс. человек. Сведениями о наличии ядерных боеприпасов на Кубе (тактических ядерных боеприпасов к ракетным установкам «Луна», тактических ядерных боеприпасов для фронтовых крылатых ракет, авиационных бомб) американская сторона не располагала до 1992 г. , не было данных и о том, что на Кубу были доставлены ядерные боеголовки для ракет Р-12 и Р-14. Американская разведка считала, что боеголовки находились на теплоходе «Полтава», который не дошел до Кубы из-за блокады [ ].

В апреле 1962 года командующий американскими силами на Атлантике адмирал Роберт Дэннисон продемонстрировал президенту Кеннеди процедуру запуска ракет «Поларис» морского базирования с ядерными боеголовками. После учений адмирал спросил Кеннеди, есть ли у него вопросы. «Он ничего не сказал, наступила весьма значительная пауза,– вспоминал позднее Дэннисон. Наконец, он спросил: «Ракеты можно остановить?» Я сказал: «Нет, сэр». Этот ответ произвел на президента США очень большое впечатление.

10 августа 1962 г. директор ЦРУ Д. Маккоун предупредил президента о возможности появления советских ракет средней дальности на Кубе, хотя баллистических ракет обнаружить не удалось. 23 августа Дж. Кеннеди дал Совету национальной безопасности указание № 181: изучить потенциальные последствия размещения на Кубе ракет, способных достичь территории США, а также проработать военные акции, которые позволили бы уничтожить эти ракеты. Ноту протеста Советского правительства вызвало появление 31 августа над Сахалином американского самолета-разведчика У-2, который, по заверению американской стороны, «сбился с курса». 5 сентября в ответ на вопросы журналистов президент США заявил, что не располагает данными о наличии на Кубе ракет «земля-земля» или другого наступательного оружия, тем более, что накануне состоялась встреча министра юстиции Р. Кеннеди и советского посла А. Добрынина, подтвердившая такую позицию. Советский посол, ничего не знавший тогда о размещении ракет, был искренен и во время встречи 6 сентября с Т. Соренсеном, советником президента. Не знал о ракетах и В. Зорин, постоянный представитель СССР в Совете Безопасности ООН, с немалым самообладанием выполнявший инструкцию об отрицании подобных утверждений.

Москва активизировала свои конфиденциальные каналы. Частью операции прикрытия был Георгий Большаков, полковник ГРУ, работавший в Вашингтоне под крышей корреспондента ТАСС. В июле 1962 года Большаков, по меньшей мере, шесть раз встречался с Робертом Кеннеди. Во время одной из таких встреч он убеждал собеседника, что двусторонние отношения значительно улучшатся, если США прекратят разведывательные полеты над советскими судами в международных водах. Москва нарочито, в рамках операции дезинформации, нагнетала атмосферу вокруг Берлина. Восточногерманские пограничники хладнокровно открывали огонь по перебежчикам; с западной стороны берлинской стены им отвечали встречным огнем, пытаясь прикрыть безоружных беглецов. В конце июля Большаков был приглашен в Овальный кабинет на встречу с обоими братьями Кеннеди. Там ему было сказано, что Вашингтон ограничит полеты, если Хрущев, в свою очередь, заморозит положение в Берлине. В начале августа Большаков получил распоряжение сообщить Джону Кеннеди, что Хрущев удовлетворен решением президента.

7 сентября 1962 года в «Нью-Йорк таймс» появилась статья о присутствии на Кубе 4000 советских военнослужащих. Вместе с тем, 7 сентября Дж. Кеннеди запросил у Конгресса разрешение на призыв 15 тыс. резервистов. 10 сентября сенатор-республиканец от штата Нью-Йорк Кеннет Китинг взорвал «бомбу»: в ходе дебатов в верхней палате он обвинил президента Кеннеди в бездействии, заявив, что на Кубе полным ходом идет сооружение пусковых установок для советских ракет. Фидель Кастро, со своей стороны, заявил 11 сентября, что дебаты в конгрессе говорят о том, что США «играют с огнем».

11 сентября также было опубликовано Заявление ТАСС, в котором сообщалось, что СССР оказывает поддержку Кубе в военной области, но «Советскому Союзу не нужно перевозить ни в какую страну, например, на Кубу, имеющиеся в его распоряжении средства для отражения агрессии и нанесения контрудара. Наши ядерные средства столь могущественны по своей поражающей силе, и… имеются столь мощные ракеты для переноса ядерных боеголовок, что нет необходимости искать место для их развертывания в любом пункте за пределами Советского Союза».

В середине сентября американская администрация получила донесение агентурной разведки о прибытии советских ракет, но его не приняли во внимание, полагая, что информация подброшена умышленно: по анализу экспертов политическая доктрина Москвы не предусматривала размещения ядерных сил на иностранных территориях. Однако 20 сентября Сенат США принял резолюцию с призывом к обороне Западного полушария от агрессии и о свержении, «в случае необходимости», режима Кастро. 26 сентября на совещании Объединенного комитета начальников штабов под председательством Р. Макнамары было принято решение о подготовке, в случае необходимости, к морской блокаде [ ].

В советских газетах 1 октября появилось заявление Революционного правительства «Кубинский народ не сломить!». В первой декаде октября в ГДР и Польше были проведены учения войск Организации Варшавского Договора [ ]. Выступая 5 октября в Организации Объединенных Наций, министр иностранных дел СССР А. Громыко заявил, что любое нападение на Кубу будет означать начало войны с Советским Союзом.

Государственный секретарь Д. Раск, встретившись 6 октября с А. Громыко, подчеркнул, что американцы, в отличие от СССР, не привыкли жить в окружении чужих ракет. 10 октября сенатор Киттинг вновь выступил с заявлением о наличии на Кубе советских военных баз, оснащенных баллистическими ракетами средней дальности. 14 октября помощник президента по национальной безопасности М. Банди, отвечая сенатору, заверил, что администрация не располагает данными о наступательном оружии на острове.

Однако, 16 октября американская воздушная разведка предоставила президенту Джону Кеннеди фотоснимки уже построенных на острове стартовых ракетных площадок.

18 октября президент США провел запланированную ранее встречу с министром иностранных дел СССР Андреем Громыко, прибывшим в США на очередную сессию Генеральной ассамблеи ООН. «Все, чего хочет Куба, это мирное сосуществование... она не намеревается экспортировать свою систему в другие страны Латинской Америки»,– твердил Громыко. «Кто серьезно может поверить, что Куба представляет угрозу для США?– заявлял своему американскому собеседнику министр иностранных дел СССР.– Что касается помощи Советского Союза Кубе, то, как Советское правительство заявляло, и мне поручено подтвердить это вновь, наша помощь преследует исключительно цели содействия обороноспособности Кубы и развитию ее мирной экономики. Ни промышленность, ни сельское хозяйство Кубы,… ни обучение советскими специалистами кубинского персонала обращению с некоторыми оборонительными видами оружия не могут представлять угрозу– ни для кого». Громыко говорил эти слова в те дни, когда на Кубе полным ходом завершалось строительство пусковых установок для советских ракет. «Это было невероятно,– говорил впоследствии Джон Кеннеди одному из своих советников.– Сидеть и видеть, как из его рта исходит ложь».

В тот же день состоялось заседание у президента, на котором эксперты оценили потери США в случае обмена ядерными ударами с Советским Союзом в 80 млн американцев. Эксперты не давали полной гарантии уничтожения ракетных стартов американской авиацией, что делало возможным обстрел Нью-Йорка и Вашингтона [ ]. Карибский кризис вступал в открытую фазу.

2.2 ОТКРЫТАЯ ФАЗА

По оценке А. Фурсенко самая острая фаза кризиса пришлась на 22-24 октября 1962 года. []

22 октября президент отдал директиву № 196 об учреждении Исполкома Совета национальной безопасности по оперативному руководству страной в кризисной ситуации, а в 7 часов вечера выступил с заявлением по радио и телевидению, в котором объявил о введении строжайшего карантина, в соответствии с которым все суда, на борту которых будет обнаружено оружие, должны будут повернуть обратно, назвав это «минимальными ответными действиями» [ ]. Президент сообщил, что им были даны указания вооруженным силам США быть в состоянии повышенной боеготовности, провести эвакуацию семей военнослужащих с американской военной базы Гуантанамо, расположенной на Кубе. Он заявил, что США требуют созыва Совета безопасности Организации Объединенных наций.

Накануне пресс-секретарь Белого дома Пьер Сэллинджер поставил Дж. Кеннеди в известность, что сразу несколько газет получили утечки и готовят публикации, адекватно отражающие ситуацию. Президент лично позвонил издателям «Нью-Йорк таймс» и «Вашингтон пост» Максу Френкелю и Филипу Грэхему и попросил их придержать статьи. Министр обороны Макнамара обратился с той же просьбой к издателю «Нью-Йорк геральд трибюн» Джону Хэю Уитни. Все трое согласились подождать.

За час до обращения президента к народу советское посольство в Вашингтоне получило текст послания Кеннеди Хрущеву. «Во время наших обсуждений и обмена мнениями по Берлину и другим международным вопросам,– писал Кеннеди,– больше всего меня беспокоил один момент, а именно: возможность того, что Ваше правительство не поймет волю и решительность Соединенных Штатов в какой-нибудь конкретной ситуации, поскольку я не допускаю, что Вы или любой другой здравомыслящий человек преднамеренно в наш ядерный век толкнет мир к войне, которую, как это абсолютно ясно, ни одна страна не может выиграть и которая может привести лишь к катастрофическим последствиям для всего мира, включая и агрессора. Именно для того, чтобы избежать какой-либо неправильной оценки со стороны Вашего правительства того, что касается Кубы, я публично заявил, что, если на Кубе произойдут определенные события, Соединенные Штаты предпримут все, что надлежит предпринять для защиты своей собственной безопасности и безопасности их союзников».

Следует отметить, что к 1962 г. переписка между руководителями обеих стран по неофициальным каналам приобрела устойчивый характер с периодичностью 1-2 раза в месяц. Усиление противостояния, нарастание конфликта между СССР и США парадоксальным образом содействовало резкому укреплению связей между политическим руководством двух стран. В период кризиса существовало, по крайней мере, 17 каналов связи между американским и советским руководством [].

Реакция населения США была сравнима с шоком от наступления японцев на Перл-Харбор, американцы впервые почувствовали дыхание войны у своего порога. В то же время население СССР не подозревало об опасности взаимного уничтожения, слово «ракеты» в газетах страны даже не упоминалось.

После выступления президента вооруженные силы из боевой готовности № 5 были переведены в боевую готовность № 3, что обеспечивало возможность начать боевые операции немедленно, причем эту информацию передали по радио. В полную боевую готовность были приведены 1436 бомбардировщиков В-52 и В-47 и 172 межконтинентальные баллистические ракеты. Восьмая часть этих самолетов в течение 30 дней постоянно находилась в воздухе с ядерным оружием на борту. 579 штурмовиков должны были по плану операции совершать по два боевых вылета каждый в первые 24 часа вторжения. На военно-морских базах Восточного побережья было сконцентрировано более 100 тысяч военнослужащих сухопутных сил. Корабли американского военного флота с 40 тысячами солдат корпуса морской пехоты на борту находились в Карибском море и Южной Атлантике. По оценке Пентагона, потери Вооруженных Сил США убитыми и ранеными в первые 10 дней операции вторжения должны были составить 18 500 солдат. Вооруженные Силы ждали лишь приказа главнокомандующего. За военные действия высказывался даже такой «осторожный и умный политик» (по оценке Н. Хрущева), как сенатор У. Фулбрайт. Вместе с тем, генералы не давали полной гарантии уничтожения ракетных установок авиацией [ ].

В «черный понедельник» 22 октября был арестован полковник ГРУ Олег Пеньковский, причем по телефону он передал не условленную фразу об аресте, а информацию о немедленном ядерном ударе по США. ЦРУ отнесло это сообщение к сбою в связи, ошибке и не доложило президенту [ ].

Этот эпизод имеет непосредственное отношение к ракетному кризису.

За Олегом Пеньковским на Западе утвердился титул «шпион, предотвративший Третью мировую войну». Для такой характеристики действительно есть основания. Джон Кеннеди, как мы уже писали, построил свою президентскую кампанию во многом на обещании покончить с «ракетным разрывом». Став президентом, он узнал, что разрыв существует, но в пользу США. Однако после провала в Заливе Свиней Кеннеди, уволив Аллена Даллеса, поручил новому директору ЦРУ Джону Маккоуну перепроверить эти сведения. Пеньковский оказался для американской разведки «шпионом мечты»: он мог предоставить Вашингтону именно ту информацию, которую тот не мог получить иными методами.

С помощью этой информации аналитики ЦРУ смогли быстро интерпретировать фотоснимки, полученные U-2 при полетах над Кубой, и точно определить типы устанавливаемых советских ракет. Тот факт, что Пеньковский был арестован в самый разгар кризиса, историки разведки отказываются считать простым совпадением. «Теперь уже не только Кеннеди знал, что ракетное преимущество на стороне США, но и Хрущев знал, что Кеннеди это знает», – пишет Филип Найтли, автор одной из самых хитроумных версий.

Найтли считает все объяснения мотивов, толкнувших Пеньковского на шпионаж, неудовлетворительными. Наиболее убедительной теорией ему представляется та, которая гласит, что Пеньковский был подсадной уткой и действовал по заданию кремлевской «фракции», стремившейся вернуть отношения с Западом в спокойное русло. То были оппоненты авантюристического курса Хрущева, которые использовали Пеньковского для того, чтобы дать знать Кеннеди о своем существовании. Найтли указывает на внезапный арест Пеньковского как на самое веское подтверждение своей версии. Почему КГБ не использовал его с целью дезинформации, не установил слежку и не выявил сообщников? В том-то и дело, пишет Найтли, что только арест Пеньковского на пике ракетного кризиса мог окончательно убедить ЦРУ в подлинности всей информации, которую он передал американской и британской разведкам.

«После ареста Пеньковского, – утверждает Найтли, ЦРУ и лично президент были убеждены в том, что им открылась истина. Важным побочным эффектом было то, что Хрущев понял: его карты известны противнику. Для опасных догадок у обеих сторон просто не осталось места».

К заявлению Кеннеди советское руководство отнеслись со всей серьезностью. Уже на следующий день, а, если учитывать разницу в поясном времени, то в тот же день, когда в Москву поступила информация из Вашингтона- 23 октября в четыре часа дня, по радио зачитывалось заявление советского правительства, в котором сообщалось, что в ответ на действия правительства США, которые квалифицировались здесь как «провокационные и агрессивные», приказано:

·           Задержать увольнение в запас из Советской Армии военнослужащих старших возрастов в Ракетных войсках стратегического назначения, в войсках противовоздушной обороны и на подводном флоте.

·           Прекратить отпуска всему личному составу.

·           Повысить боеготовность и бдительность во всех войсках". Было сообщено, что приняты меры повышения боеготовности войск Варшавского пакта [].

Это заявление зачитывалось Ю. Левитаном - знаменитым советским диктором, голосом которого советское правительство говорило со страной со времен Великой Отечественной войны. Его появление в эфире после позывных «Широка страна моя родная…» почти всегда означало, что в стране случилось что-то исключительно важное

После выступления Д. Кеннеди на Кубу пришла телеграмма министра обороны СССР Р. Малиновского, в которой советским войскам на Кубе приказывалось, в связи с ожидавшейся агрессией США, принять все меры к повышению боевой готовности и к отражению противника совместно с силами кубинской армии и всеми силами советских войск, за исключением средств генерала Стаценко (ракеты) и всех грузов генерала Белобородова (ядерные боеголовки) []. Вместе с тем, осуществить отражение возможной интервенции без применения ядерных средств было бы весьма проблематично: ядерные боеприпасы находились в распоряжении всех родов войск, дислоцированных на Кубе, они для того и завозились на Кубу, чтобы стать основой военной мощи этой группировки, и в условиях практически неизбежной утраты связи с войсками в обстановке широкомасштабных боевых действий ядерное оружие могло оказаться в распоряжении и моряков, и летчиков и, конечно, у ракетчиков.

Так же за час до заявления, сделанного по советскому радио, послу США в Москве Фою Коперу было вручено Послание председателя Совмина СССР Н. С. Хрущева президенту США Д. Кеннеди. В нем сообщалось: «Только что получил Ваше письмо, а также ознакомился с текстом Вашего выступления 22 октября в связи с Кубой. Должен откровенно сказать, что намеченные в Вашем заявлении меры представляют собой серьезную угрозу миру и безопасности народов… Заявление Правительства Соединенных Штатов Америки нельзя иначе как неприкрытое вмешательство во внутренние дела Кубинской Республики, Советского Союза и других государств. Устав Организации Объединенных Наций и международные нормы не дают права ни одному государству устанавливать в международных водах проверку судов, направляющихся к берегам Кубинской Республики. (Заметим, что в непосредственной близости от берегов Кубы находился сухогруз «Александровск», на борту которого были ядерные боеголовки к ракетам Р-14. Введение карантина, осуществляемого ВМС США, создавало реальную и ближайшую угрозу вооруженного конфликта.)

Мы, разумеется, не можем признать за Соединенными Штатами и право установления контроля за оружием, необходимым для Республике Куба для укрепления своей обороноспособности.

Мы подтверждаем, что оружие, находящееся на Кубе, независимо от того, к какому классу оно относится, предназначено исключительно для оборонительных целей, чтобы обезопасить Кубинскую Республику от нападения агрессора»[].

Первый заместитель министра иностранных дел В. Кузнецов предложил ответить также блокадой Западного Берлина, но натолкнулся на резкое возражение Хрущева [ ].

23 октября президент подписал приказ о введении режима карантина вокруг Кубы. В тот же день поздним вечером Роберт Кеннеди и Анатолий Добрынин встретились в апартаментах советского посла на третьем этаже здания посольства СССР в Вашингтоне на 16-й улице. «По личной просьбе президента, – пишет советник Кеннеди Тед Соренсен,– письмо в советское посольство доставил Роберт Кеннеди, сопроводив его суровым устным посланием. Его суть: развязка кризиса приближается. Соединенные Штаты могут двигаться к миру и разоружению или же предпринять «сильную и сокрушительную акцию возмездия» в том случае, если президент не получит немедленное уведомление о том, что ракеты выведены».

Прощаясь с послом, Роберт Кеннеди спросил его, какие инструкции имеют капитаны советских судов в связи с объявленным карантином. Добрынин ответил, что всегда существовавший приказ не подчиняться незаконным требованиям, насколько ему известно, не отменен. На это Кеннеди лишь «махнул рукой» и молвил: «Не знаю, чем все это кончится, ибо мы намерены останавливать ваши суда». «Но это будет актом войны»,– сказал вдогонку Добрынин. Кеннеди молча вышел.

Английский философ Б. Рассел 23 октября обратился к Н. Хрущеву, Р. Кеннеди, премьер-министру Великобритании Г. Макмиллану, а также исполняющему обязанности Генерального секретаря ООН У.Тану с призывом урегулировать кризис, поставивший мир на грань ядерной катастрофы. Он считал, что действия США на Кубе неоправданны, а советского руководителя призывал «не предпринимать поспешных действий» (Правда, 1962, 25 октября). Дж. Кеннеди, отвечая Расселу, дал совет: «Мне кажется, что Вы бы лучше обратили внимание на взломщика, а не на тех, кто поймал его с поличным». Комментируя много лет спустя этот ответ, профессор С. Хрущев заметил: «Здесь президент перегнул палку, речь шла всего лишь о непрошенном ему госте, заглянувшем к соседу» [ ].

В послании президента Дж. Кеннеди 23 октября ответственность за возникновение конфликта полностью возлагалось на советскую сторону. «Я думаю,- писал он Хрущеву,- Вы признаете, что первым шагом, послужившим началом нынешней цепи событий, было действие Вашего правительства, выразившееся в тайной поставке на Кубу наступательного оружия… Мы будем обсуждать этот вопрос в Совете безопасности». Конфронтация переходила на новый виток. В послании Кеннеди Хрущеву звучали ультимативные тона. «Я надеюсь, что Вы немедленно дадите инструкции вашим судам соблюдать условия карантина, основа которого была создана голосованием Организации американских государств сегодня после полудня и который вступит в силу в 14 часов по гринвичскому времени 24 октября».

В то же время Кеннеди призывал Хрущева, «…чтобы мы оба проявили благоразумие и не сделали ничего такого, что позволило бы событиям еще более затруднить, по сравнению с тем, что уже имеет место, удерживание положения под контролем…».

В ответ на это обращение, Хрущев разразился исключительно резким ответом, временами переходившим в брань. Посольству США в Москве в 23 часа 30 мин. московского времени 24 октября было передано послание Н. С. Хрущева Д. Кеннеди. Хрущев писал: «Получил Ваше письмо от 23 октября, ознакомился с ним и отвечаю Вам… Поставив нам эти условия, Вы, господин Президент, бросили нам вызов. Кто Вас просил делать это? По какому праву Вы это сделали?... Вы, господин Президент, объявляете не карантин, а выдвигаете ультиматум и угрожаете, что если мы не будем подчиняться Вашим требованиям, то Вы примените силу. Вдумайтесь в то, что Вы говорите!... Нет, господин Президент, я не могу с этим согласиться и думаю, что внутренне Вы признаете свою правоту. Убежден, что на моем месте Вы поступили бы так же. Ссылка на решение Организации американских государств ни в какой мере не может подкрепить требований, выдвигаемых сейчас Соединенными Штатами. Эта Организация не имеет абсолютно никаких полномочий или оснований принимать решений, подобных тому, о котором Вы говорите в своем письме… Вы хотите вынудить нас отказаться от прав, которыми пользуется всякое суверенное государство, пытаетесь законодательствовать в вопросах международного права». Далее следовали угрозы Хрущева: «…Действия США в отношении Кубы- это прямой разбой, это, если хотите, безумие вырождающегося империализма. К сожалению, от такого безумия могут тяжело пострадать народы всех стран и не в меньшей мере сам американский народ, так как США с появлением современных видов оружия полностью утратили былую недосягаемость… это акт агрессии, толкающей человечество к пучине мировой ракетно-ядерной войны… Конечно, мы не будем просто наблюдателями пиратских действий в открытом море. Мы будем тогда вынуждены со своей стороны предпринять меры, которые сочтем нужными и достаточными для того, чтобы оградить свои права» [].

После обмена посланиями - ультиматумами оставалось только два выхода- либо переходить от слов к делам, то есть начинать боевые действия, которые немедленно превратились бы в третью мировую войну, либо идти на попятную, Словесные угрозы, после того, что уже было сказано, не создавали нового политического качества.

Первый путь, казалось, становился неотвратимым. Его горячим приверженцем стал Фидель Кастро. Утром 24 октября в Гаване на командном пункте Революционных вооруженных сил Кубы было проведено совещание с участием главнокомандующего Ф. Кастро и начальника Генштаба Кубы Серхио дель Валье Хименеса по выполнению мер по общей мобилизации страны и стратегическому развертыванию войск. Основная тема совещания- защита от воздушных атак США. Однако кроме возможных атак были и постоянно присутствовавшие в воздушном пространстве Кубы американские самолеты-разведчики. «У нас нет никакой политической или какой-либо иной причины,- сказал Фидель, - которая бы не позволяла нам сбить пролетающий над нами самолет на высоте 300 футов».

24 октября вечером Фидель Кастро посетил советскую ракетную группу «земля-воздух» и приказал кубинским батареям ПВО прикрыть ракетную группу []. Присутствие кубинских зенитчиков на боевых позициях советских ракетных батарей «Земля-воздух» создавало возможность втянуть советский военный персонал в прямые боевые действия против американской авиации, открывало путь для военной эскалации.

24 октября исполняющий обязанности Генерального секретаря ООН У Тан призвал Хрущева и Кеннеди «воздержаться от любых действий, которые могли бы обострить положение и принести с собой риск войны», а также предложил заинтересованным сторонам собраться для того, чтобы разрешить возникший кризис мирным путем и нормализовать положение в Карибском море. Суть предложений У. Тана состояла в том, что СССР не перевозит никакого вооружения на Кубу в течение времени, пока будут вестись переговоры, а другая сторона не предпримет никаких пиратских действий против судов, совершающих плавание в открытом море (Правда, 1962, 25 октября).

В ответной телеграмме Н. Хрущева на имя У Тана от 25 октября содержалось заявление о согласии с этими предложениями (Правда. 1962, 25 октября). Дж. Кеннеди также поддержал эту позицию, высказавшись, однако, против диалога, пока советские ракеты находятся на Кубе.

Утром 25 октября влиятельный публицист У. Липпман выступил со статьей, где поставил вопрос об «обмене» американских ракет в Турции на советские на Кубе. В то же время Комитет начальников штабов вооруженных сил США подготовил пакет предложений министру обороны, в котором предусматривалась готовность к нанесению полномасштабного воздушного удара через 12 часов. Представитель США в Совете Безопасности ООН пытался добиться от представителя СССР В. Зорина официального признания факта размещения ядерных ракет на Кубе [ ].

25 октября аналитики ЦРУ, внимательно изучив снимки своего шпионского самолета U-2, пришли к выводу, что строительные работы на всех 24 пусковых установках ракет средней дальности полностью завершены и ракеты могут быть готовы к пуску в течение 6–8 часов.

Однако, исследователи отмечают, что 25 октября появились определенные признаки поиска компромисса: линию морского карантина пересекли советский танкер «Бухарест» и пассажирское судно ГДР со студентами на борту. В тот же день 12 из 25 судов, следовавших на Кубу, повернули назад [ ]. 25 октября на заседании Президиума ЦК КПСС Н. Хрущев впервые указал на возможность вывода ракет при условии американских гарантий независимости Кубы [ ].

26 октября Хрущев написал Кеннеди «длинное, перегруженное эмоциями и отступлениями» письмо. В нем руководитель СССР отметил, что у американского президента «есть некоторое понимание сложившейся ситуации и сознание ответственности». В который раз Хрущев подчеркнул, что оружие, находящееся на Кубе, носит исключительно оборонительный характер: « неужели Вы серьезно думаете, что Куба может наступать на Соединенные Штаты и даже мы вместе с Кубой можем наступать на вас с территории Кубы?.. Разве в военной стратегии появилось что-то такое новое, чтобы можно было так наступать? Я именно говорю– наступать, а не разрушать. Ведь разрушают варвары, люди, потерявшие рассудок». Он призвал к мирному соревнованию, конкуренции двух различных социально-политических систем [ ].

Если бы Вашингтон выступил с заверением о ненападении на Кубу и стал удерживать от подобных действий других, если бы был отозван американский флот – «тогда отпал бы вопрос и об оружии». Хрущев обещал также публично заявить, что советские корабли, идущие на Кубу, не везут никакого оружия: «То оружие, которое нужно было для обороны Кубы, уже находится там» [ ].

Обращаясь к президенту, советский руководитель предостерегал: «Нам с Вами не следует сейчас тянуть за концы веревки, на которой Вы завязали узел войны, потому что чем сильнее мы с Вами будем тянуть, тем сильнее будем затягивать этот узел. И может наступить такой момент, когда этот узел будет затянут до такой степени, что уже тот, кто его завязал, не в силах будет развязать его, и тогда придется рубить этот узел» [ ].

Ф. Кастро получил от президента Бразилии информацию, что если Куба откажется демонтировать ракетные установки в течение 48 часов, США их уничтожит. 26 октября на совещании кубинского руководства и командования советских войск было принято решение в случае нападения американцев нанести ответный удар. В письме Хрущеву Кастро высказался за упреждающий удар по США: «Советский Союз ни при каких обстоятельствах не должен будет допустить создание таких условий, чтобы империалисты первыми нанесли по СССР атомный удар» [ ].

Вечером того же дня по гаванскому времени, советское военное командование на Кубе проинформирует Москву о планируемой в ближайшее время атаке американцев. В ночь с 26 на 27 октября Фидель Кастро посетил советское посольство в Гаване и проинформировал о своем приказе сбивать самолеты и о том, что готовится нападение американцев в ближайшие 24-72 часа. Ф. Кастро продиктовал письмо Хрущеву, предупредил его о вероломстве американцев. Сокращенный вариант этого письма Алексеев послал телеграммой в Москву, полный текст письма отослан позже, оно было доложено Хрущеву только 28 октября [].

Возникала реальная угроза, что конфликт приобретает плохо контролируемые формы. В него все активнее вмешивалась «третья сила»- Ф. Кастро. Роль статиста в столкновении двух великих держав его не устраивала, и он активно вел стороны к обострению столкновения.

27 октября кубинская зенитная артиллерия открыла огонь по американским самолетам. Самолетов не сбила. Успешнее действовали советские зенитчики. Ракетой «земля-воздух» был сбит американский разведывательный самолет У-2.

Тревожную ночь с 26 на 27 октября Хрущев провел в Кремле.

В тех условиях, когда мир оказался поставлен на грань войны, советской руководство предприняло немыслимый для нормальной дипломатической практики шаг. Для того, чтобы практически немедленно довести советскую точку зрения до США, 27 октября по московскому радио, по обычной радиовещательной сети в 17 часов по московскому времени было передано послание Председателя Совмина СССР Н. С. Хрущева Президенту США Дж. Кеннеди. Копия этого послания была направлена Генеральному секретарю ООН У Тану.

«…Я с большим удовлетворением ознакомился с Вашим ответом г-ну У Тану о том, чтобы принять меры с тем, чтобы исключить соприкосновение наших судов и тем самым избежать непоправимых роковых последствий, писал Хрущев.– Вы хотите обезопасить свою страну, и это понятно. Но этого же хочет и Куба; все страны хотят себя обезопасить. Но как же нам, Советскому Союзу, нашему правительству, оценивать ваши действия, которые выражаются в том, что вы окружили военными базами Советский Союз, окружили военными базами наших союзников,… расположили там свое ракетное вооружение… Ваши ракеты расположены в Англии, расположены в Италии и нацелены против нас. Ваши ракеты расположены в Турции.

Вас беспокоит Куба. Вы говорите, что беспокоит она потому, что находится на расстоянии от берегов Соединенных Штатов Америки 90 миль по морю. Но ведь Турция рядом с нами, наши часовые прохаживают и поглядывают один на другого -… Вы ведь расположили ракетное разрушительное оружие, которое Вы называете наступательным, в Турции, буквально под боком у нас. Поэтому я вношу предложение: мы согласны вывезти те средства с Кубы, которые Вы считаете наступательными средствами. Согласны это осуществить и заявить в ООН об этом обязательстве. Ваши представители сделают заявление о том, что США, со своей стороны, учитывая беспокойство и озабоченность Советского государства, вывезут свои аналогичные средства из Турции. Давайте договоримся, какой нужен срок для вас и для нас, чтобы это осуществить. И после этого доверенные лица Совета Безопасности ООН могли бы проконтролировать на месте выполнение взятых обязательств».

Из послания Хрущева следовало, что каждая сторона- и СССР и США должны дать гарантии уважать неприкосновенность границ и суверенитета Турции и Кубы и удерживать от попыток интервенции третьих стран.

Вечером того же 27 октября из Вашингтона было отослано послание Президента США Дж. Кеннеди Председателю Совета Министров Н.С. Хрущеву. Американская сторона также пошла на нарушение обычной практики. Текст послания в тот же вечер был передан прессе. Причина была та же, что и в радиообращении Хрущева- ускорить время передачи, сократив долгий процесс зашифровки и расшифровки дипломатических телеграмм. Кеннеди писал: «Я прочел Ваше письмо от 26 октября с большим вниманием и приветствую заявление о Вашем стремлении искать быстрого решения проблемы. Однако первое, что необходимо сделать,- это прекращение работ на базах наступательных ракет на Кубе и вывод из строя всех видов оружия, находящегося на Кубе и имеющего наступательный характер, под эффективным наблюдением Организации Объединенных Наций…

Когда Я читал Ваше письмо, то пришел к выводу, что ключевые элементы Ваших предложений, которые, по-видимому, в целом приемлемы, насколько я их понял, заключаются в следующем:

·           Вы согласны устранить эти виды оружия с Кубы под надлежащим наблюдением и надзором Организации Объединенных Наций и принять обязательство, при надлежащих гарантиях, прекратить доставку этих видов оружия на Кубу.

·           Мы, с нашей стороны, согласимся - при достижении через Организацию Объединенных Наций соответствующей договоренности для гарантии выполнения и сохранения в силе этих обязательств, быстро отменить меры карантина, применяющиеся в настоящий момент, и дать заверение об отказе от вторжения на Кубу. Я уверен, что другие страны западного полушария будут готовы поступить подобным же образом. После этих двух посланий конфликт начал спадать.

В заключение раздела изложим точку зрения на события, повлиявшие на успешное разрешение Карибского кризиса, которой придерживаются ряд историков и публицистов, считающие, что достижению договоренностей между СССР и США способствовали резидент советской разведки в Вашингтоне Александр Феклисов (Фомин) и внешнеполитический обозреватель телекомпании «Эй-би-си» Джон Скали, вхожий в семью Кеннеди.

«21 октября Феклисов, который стал Фоминым, направил в Центр телеграмму о чрезвычайном заседании в администрации Кеннеди. На другой день в своем обращении к народу американский президент объявил об угрозе безопасности США, а Хрущев направил ему послание, в котором морская блокада Кубы расценивалась как «беспрецедентные агрессивные действия».

После того как все узнали об этом советском послании, внешнеполитический обозреватель телекомпании «Эй-би-си» Джон Скали совершенно неожиданно пригласил Фомина на завтрак. Скали был вхож в семейство Кеннеди, хорошо знал и госсекретаря США Дина Раска. Встретились в самом центре Вашингтона, в ресторане «Оксидентал». И Скали тут же стал обвинять Хрущева во всех смертных грехах:

– Он что, считает Кеннеди молодым и неопытным политиком?– возмущался Скали.– Глубоко заблуждается, и скоро вы в этом убедитесь! Пентагон уже заверил президента, что в случае его согласия военное ведомство в сорок восемь часов покончит с советскими ракетами и режимом Фиделя Кастро.

Тут уже не выдержал Фомин:

– Наше руководство считает Кеннеди способным и дальновидным государственным деятелем. Он разумный человек и остановит генералов. <...> Прольется много крови, и США понесут чувствительные потери. <...> Советский Союз может нанести ответный удар по уязвимому месту в другом районе мира, имеющему важное военно-политическое значение для Вашингтона.

– Думаешь, это будет Западный Берлин? — растерянно спросил Скали.

– Вполне возможно.

Встретившиеся в вашингтонском ресторане вряд ли думали, что станут посредниками глобального урегулирования. Просто надеялись, что руководители не допустят бойни. На том и расстались. Фомин пошел докладывать содержание беседы послу, а Скали отправился в Белый дом...

«Никто меня не уполномочивал говорить о возможном захвате Западного Берлина как ответной мере СССР на вторжение американцев на Кубу,– вспоминал в своей книге Фомин.– Я действовал на собственный страх и риск. <…> Теперь мне совершенно ясно: да, я рисковал, но не ошибся. Чего я не ожидал, так это того, что мои слова будут быстро доведены до сведения хозяина Белого дома и что через два-три часа Кеннеди передаст через Скали компромиссное предложение».

Когда в советском посольстве Фомин докладывал о беседе, его срочно вызвали к телефону. На проводе был Скали. Он попросил немедленно встретиться с ним. Через десять минут уже сидели в кафе отеля «Статлер». И Скали заявил, что по поручению «высочайшей власти» он передает следующее условие решения карибского кризиса: СССР демонтирует и вывозит с Кубы ракетные установки под контролем ООН, США снимают блокаду и публично берут на себя обязательство не вторгаться на Кубу. Фомин пообещал срочно довести это до сведения Москвы.

Но срочно не получилось. Все уперлось в бюрократию. Министерство иностранных дел не уполномочивало посольство вести такие переговоры. И хотя Фомин мигом составил подробную телеграмму о двух состоявшихся встречах, посол Добрынин три часа изучал написанное, а затем вызвал Фомина и сказал, что не может ничего послать. Пришлось подписать телеграмму самому и передавать ее шифровальщику для отправки по каналу резидентуры начальнику разведки КГБ генерал-лейтенанту Сахаровскому.

Время шло. И Фомину пришла депеша из Центра. Сообщение там получили, но просили прислать телеграмму по мидовскому каналу за подписью посла.

Тем временем обстановка накалялась. В разгар заседания в Белом доме президенту принесли сообщение, что над Кубой уничтожен самолет «У-2», а его пилот, майор США Р. Андерсен, убит. Реакция участников была почти единодушной: завтра утром американская авиация должна разбомбить все ракетные установки на Кубе. Однако Кеннеди медлил. Возможно, ждал ответа Хрущева... А Москва все молчала.

Впоследствии Р. Кеннеди писал: «И росло ощущение, что вокруг всех нас, вокруг американцев, вокруг всего человечества стягивается петля, из которой высвободиться становится все труднее». В такой же тревожной атмосфере работало советское руководство. Все члены Политбюро находились на казарменном положении – безвыездно жили в Кремле.

Лишь вечером 26 октября от Хрущева в адрес Кеннеди пришли два послания. Первое – примирительное, второе – жесткое. В ответе, ссылаясь на первое послание Хрущева, американцы подтверждали, что также желают все уладить миром, но повторяли условия, которые накануне передал Фомину Скали.

В субботу Скали вновь вызвал Фомина на встречу. И принялся обвинять его в обмане, утверждая, что переговоры затягивались намеренно, для того чтобы закончить монтаж ракетных установок и сосредоточить на Кубе новые самолеты «Ил-28». Фомин старался его успокоить, вновь и вновь объясняя, что каналы связи забиты... После чего Скали направился прямиком в Белый дом и рассказал Кеннеди о содержании беседы.

В книгах, изданных в США, пишут, что в субботу, 27 октября, министр юстиции Р. Кеннеди (брат президента США) встречался с советским послом Добрыниным. В одних указывается, что их встреча состоялась в советском посольстве, в других – в кабинете министра юстиции. В действительности же министр и посол встречались дважды. И разведчик был свидетелем их первой встречи в посольстве.

По вызову Добрынина около 14 часов Фомин пришел в зал на втором этаже и увидел посла вместе с Р. Кеннеди. Добрынин, явно нервничая, обратился к Фомину за какой-то справкой. Разведчик сразу понял, что его присутствие было нужно вовсе не послу, а его собеседнику. Роберт Кеннеди пристально глядел на Фомина, изучая его. Он пришел в посольство, видимо, для того, чтобы лично посмотреть на советника Фомина и проверить, передал ли тот известное предложение американского президента.

Вторая встреча прошла в тот же вечер. До четверти восьмого ответа от Хрущева не было, и Кеннеди поручил брату вновь поговорить с Добрыниным. Встретились в кабинете Р. Кеннеди. Министр юстиции с порога заявил послу:

– Мы должны получить заверение, что не позже завтрашнего дня ракетные базы будут демонтированы… Москва должна понять, что если эти базы не снесет она, то снесем их мы.

Со своей стороны Добрынин настаивал на том, чтобы США согласились в обмен на вывоз советских ракет с Кубы убрать американские ракеты «Юпитер» из Турции. Доводы были весьма убедительными. И после консультации с Белым домом Роберт Кеннеди заявил, что президент согласен.

Ответ Хрущева пришел в Белый дом в девять часов утра в воскресенье, 28 октября, и вместе с предложениями Кеннеди отправился к генеральному секретарю ООН Тану, который вместе с представителями СССР и США должен был оформить примирение официальным образом...

29 октября и 3 ноября Скали уже приглашал Фомина на завтраки (как стало известно позднее, он делал это по рекомендации президента США).

А в витрине вашингтонского ресторана «Оксидентал» появилась медная мемориальная дощечка: «За этим столом во время напряженного периода карибского кризиса 1962 г. было внесено предложение вывести ракеты с Кубы, сделанное загадочным русским мистером Икс телекорреспонденту «Эй-би-си» Джону Скали. В результате этой встречи была предотвращена угроза возможной ядерной войны». Этим загадочным мистером Икс являлся резидент разведки КГБ полковник Феклисов Александр Семенович, он же Фомин, он же Юджин в Великобритании и Калистрат в Нью-Йорке...»

2.3 ЗАВЕРШАЮЩАЯ ФАЗА

28 октября 1962 года Хрущев без консультаций с кубинским руководством отдал распоряжение об эвакуации ракет и демонтаже стартовых установок под наблюдением представителя ООН. (У советского руководства просто не оставалось времени согласовать это решение с Гаваной, поскольку после того, как был сбит американский разведывательный самолет, американцы могли начать в любой момент бомбардировку советских ракетных установок и кубинских военных объектов с последующим вторжением на остров.)

30 октября Р. Кеннеди пригласил к себе А. Добрынина и уведомил, что президент подтверждает договоренность на высшем уровне по вопросу о ликвидации американских ракетных баз в Турции, но отказывается от какого-либо оформления такой договоренности в виде послания. Президент не дорожил устаревшими «Юпитерами», но убирать их под давлением не хотел [ ].

Очередное послание Н. Хрущева относится к 30 октября. Он высказался за отмену карантина немедленно, не дожидаясь вывода ракет, за полеты пассажирских самолетов над островом и преодоление дискриминации в торговле с Кубой, за ликвидацию базы США в Гуантамо [ ]. Именно в этом послании советский премьер констатировал ликвидацию серьезного кризиса. Он подчеркнул, что Советский Союз готов подписать соглашение о запрещении испытаний ядерного оружия в воздухе, космосе и под водой, а также под землей (но в этом случае– без инспекции). Была также поддержана инициатива американского президента подписать договор о ненападении между НАТО и странами Варшавского Договора, хотя, с точки зрения советского руководителя, было бы лучше военные блоки распустить. Он напомнил, что министр иностранных дел СССР А. Громыко на XVII сессии Генеральной Ассамблеи ООН выдвинул предложение о всеобщем и полном разоружении [ ]. Письмо также содержало предложение встречи на высшем уровне.

31 октября был завершен демонтаж стартовых площадок ракет.

Через два дня, 3 ноября, посол по особым поручениям Л. Томпсон передал А. Добрынину ответное послание президента Хрущеву. В нем подчеркивалось, что запрещение Ф. Кастро проверки вывоза ракет на территории Кубы создает серьезные проблемы. Вместе с тем, в течение нескольких дней переговоров в Нью-Йорке по проблемам инспекции вывоза советские суда в зоне карантина пропускались по разрешению президента без досмотра [ ].

Шифр-телеграмма с текстом ответа Н. Хрущева была направлена на следующий день, 4 ноября. Послание отразило серьезную озабоченность, вызванную сообщением В. Кузнецова из Нью-Йорка о перечне оружия, которое американская сторона в лице Э. Стивенсона, постоянного представителя США в ООН, члена Координационного комитета по Кубе, отнесла к наступательному [ ].

В ответе Дж. Кеннеди от 6 ноября было разъяснено, что к наступательному оружию отнесены устаревшие самолеты Ил-28 на том основании, что они «могут нести ядерное оружие на большие расстояния». Президент отметил, что размещение советских ракет на Кубе не только поставило под угрозу безопасность Западного полушария, но и явилось «опасной попыткой изменить статус-кво в мировом масштабе», причем на самом высоком уровне заявлялось об отсутствии этого оружия. Условием отмены карантина был назван вывод не только ракет, но и всего наступательного оружия [ ].

9 ноября был завершен вывоз советских ракет с кубинской территории.

Предметом переписки обоих руководителей 11, 12, 14 и 15 ноября стал вывоз Ил-28, организация проверки вывоза советских ракет и взаимные гарантии выполнения договоренностей [ ].

Ф. Кастро не согласился с предложениями У Тана: он не допустил экспертов ООН на территорию своей страны, не согласился и на инспекцию международного Красного Креста в портах, а также на проверку послами латиноамериканских стран или главами миссии неприсоединившихся стран в Гаване.

В послании от 19 ноября Н. Хрущев с тревогой отмечал, что, несмотря на подтверждение Министерством обороны США вывода ракет и установление советской стороной сроков вывоза Ил-2, карантин не снят, американские самолеты летают над Кубой, а обязательство Вашингтона не вторгаться на Кубу не оформлено через ООН [ ].

Ответом администрации США стала отмена карантина 20 ноября, снижение состояния боевой готовности по вооруженным силам, возвращение в резерв тех воздушных эскадрилий, которые были призваны к активной действительной службе во время кризиса [ ].

Дж. Кеннеди выразил сожаление, что Кастро не согласился на «подходящую форму инспекции или проверки на Кубе», потому «мы должны полагаться на наши собственные средства информации», но кубинцам «нет нужды опасаться вторжения» (послание от 21 ноября) [ ].

Хрущев призвал к пониманию психологического состояния руководителя Кубы, предостерег против «булавочных уколов и крючков, способных наносить царапины национальному самолюбию и престижу» кубинцев (послание от 22 ноября) []. Он выразил сожаление, что пять условий выхода из кризиса, предложенные премьером Ф. Кастро (прекращение экономической блокады, подрывных действий, пиратских нападений, нарушений воздушного и морского пространства, а также эвакуация американской базы в Гуантамо), не нашли поддержки у руководства США. Было подчеркнуто, что германский вопрос стал главным в советско-американских отношениях (послание от 10 декабря) []. Обращаясь к Хрущеву 14 декабря, Дж. Кеннеди согласился, что «камнем преткновения» продолжает оставаться германский вопрос, а кубинский кризис «своей большей частью» преодолен [].

12 декабря Советский Союз завершил вывод с Кубы личного состава и боевой техники.

Формально кризис завершился 7 января 1963 г. Представители СССР и США на переговорах (А. Микоян и В. Кузнецов– с советской стороны, Э. Стивенсон, Дж. Макклой – с американской) обратились с совместным письмом к У. Тану, в котором высказались за исключение из повестки дня Совета Безопасности вопроса о Карибском кризисе на том основании, что достигнута необходимая степень согласия. Вместе с тем, кубинская сторона направила Генеральному секретарю ООН ноту об отсутствии эффективной договоренности, способной обеспечить на постоянной основе мир в Карибском регионе [].

Решение советского руководства вывести наступательное оружие с Кубы Кастро считал «отступлением, малодушием, капитуляцией», сдачей позиций «бумажному тигру»; началось его сближение с Пекином. 1 ноября 1962 г. Кастро встретился с советским послом и поблагодарил СССР за поддержку, однако уже 3 ноября организовал прохладный прием «кубинцу из ЦК КПСС» А. Микояну в Гаване: «Ведь народ Кубы… не знал о том, что ракеты продолжают принадлежать советской стороне. Кубинский народ не представлял себе юридического статуса этого оружия. Он привык к тому, что Советский Союз передавал нам оружие, и оно оставалось нашей собственностью» [].

В дальнейшем, отношения между СССР и Кубой все же наладились. Первый визит Ф. Кастро в СССР начался в конце апреля 1963 г. и длился 35 дней. Он объехал всю страну и получил звание Героя Советского Союза [ ]. Выступая 23 мая 1963 года на митинге в Москве, заявил: «Во всем величии будет сиять страна, которая во имя защиты маленького народа, на много тысяч миль отдаленного от нее, положила на весы термоядерной войны благополучие, выкованное за 45 лет созидательного труда и ценой огромных жертв! Советская страна, потерявшая во время Великой Отечественной войны против фашистов больше жизней, чем насчитывает все население Кубы... не поколебалась взять на себя риск тяжелой войны в защиту нашей маленькой страны! История не знает подобных примеров солидарности! Это и есть интернационализм! Это и есть коммунизм!»

Позднее, 19 мая 1977 года, отвечая на вопрос американской журналистки Барбары Уолтере, возникли ли у Кубы разногласия с Советским Союзом, Фидель сказал: «Я вспоминаю, что во времена карибского кризиса между нами имели место разногласия... Думаю, что это было результатом нашей политической незрелости. Теперь мы много лучше знаем и себя, и советских людей. Даже тогда, когда между нами возникали расхождения, советские представители проявляли к нам максимум терпения. Они никогда не прибегали к репрессивным мерам воздействия и продолжали помогать нам».

Н. Хрущев полагал, что, добившись обещания США не вторгаться на Кубу, он достиг своей цели, и гордился этим. Советский руководитель считал, что безопасность его страны может быть обеспечена 200–300 межконтинентальными ракетами, охраняемыми небольшой (до 0,5 млн солдат) армией, и был против того, чтобы соперничать с США в военно-морских силах, авиации, танках, тактических ядерных силах [].

По оценке С. Хрущева, «американцы де-юре признали Советский Союз по разрушительной мощи. В мировой табели о рангах Советский Союз переместился на первую строку… превратился в одну из сверхдержав. И это при том, что США сохраняли ядерное преимущество при соотношении 8,3:1» [ ].

20 июня 1963 г. была достигнута договоренность о создании «горячей» радио- и телефонной линии между Белым домом и Кремлем, а 30 августа она начала действовать. 5 августа 1963 г. СССР, США и Великобритания подписали в Москве Договор о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, космическом пространстве и под водой.

3. УРОКИ КАРИБСКОГО КРИЗИСА

Подводя итоги этому беспрецедентно острому противостоянию двух ядерных держав, едва не приведшему мир к третьей мировой войне, можно сделать следующие выводы:

Конфликт развивался по логике холодной войны, предполагавшей конфронтацию между СССР и США в любой точке мира. Карибский кризис дополнял перманентно продолжавшийся берлинский кризис. Особенность карибского кризиса состоит, в значительной мере, в том, что на вооружение американской и советской армий стали поступать новые виды вооружений, которые прежде существовали только в опытных образцах – ракеты с ядерными боеголовками всего набора радиусов действий – стратегические, средней дальности и тактические. Новые виды вооружения сами стали создавать качественно новые политические ситуации, потребовали отказа от лобового противостояния двух сверхдержав. Вместе с тем, это был первый и последний ракетно-ядерный кризис, который доказал, что ракетно-ядерное оружие не может быть оружием в собственном смысле, то есть инструментом реализации политических целей военными методами. Ядерное оружие оказалось политическим фактором до его применения. Появилось понимание бессмысленности использования ядерного оружия. В дальнейшем СССР и США стремились избегать возможности непосредственного соприкосновения в многочисленных конфликтах, предпочитая пользоваться услугами своих «вассалов».

США и СССР считали себя двумя сторонами конфликта. Выяснилось же, что Куба – это не только место конфликта, но и неожиданный – и для СССР, и для США– его участник. Куба вопреки опасениям советского руководства охотно приняла идею размещения ракет; Кастро провоцировал обострение конфликта между СССР и США, одновременно дав 26 октября указание своим ПВО сбивать американские ракеты и предупредив СССР о неизбежности нападения американцев на ракетные базы в течении ближайших суток (Если бы кубинские зенитчики действовали успeшнее, то их действия, конечно, вынудили бы американцев начать боевые действия). Кастро считал, что Хрущев предал его своими уступками американцам и разменом американских ракет в Турции на советские на Кубе. Такая позиция предопределила поведение Кастро в дальнейшем – отказ от допуска международных наблюдателей ООН на остров, протест против выдворения бомбардировщиков Ил-28 25-30 ноября.

При этом первый визит Ф. Кастро в нашу страну апреле-мае 1963 года сыграл решающую роль в становлении советско-кубинской дружбы и полностью ликвидировал недоразумения, возникшие в период карибского кризиса. Еще через полгода, в январе 1964 года, Фидель вторично прилетел в СССР уже с рабочим визитом, который помог дальнейшему упрочению дружбы между обеими странами.

В военном отношении операция «Анадырь» была проведена безукоризненно. Были доставлены ракеты Р-12 среднего радиуса действий, ядерные боеголовки к ним и другому вооружению. Было размещено 43 тысячи военнослужащих. Американская блокада Кубы оказалась неэффективной. Через нее прошли дизель-электроходы «Индигирка» и «Александровск» с грузом ядерных боеголовок для Р-12 и Р-14. (Причем «Александровск» доставил ядерные боеприпасы 25 октября 1962 г., в разгар блокады!). Американская разведка недооценила масштабы военного присутствия СССР на Кубе (максимальная оценка ЦРУ численности советских войск к началу кризиса – к 22 октября– в 8-10 тысяч). Ядерные боеголовки (каждый – мощностью в 1 мегатонну) к 36 ракетам Р-12 с радиусом действия до 2500 км находились вблизи стартовых позиций ракет и были готовы к боевому применению. Факт наличия ядерных боеголовок на Кубе стал известен американской стороне, по их заявлениям, только в 1989 г. из советских источников. Советские военнослужащие с честью выполнили свой воинский долг. Мог ли СССР применить ядерное оружие? Основная цель операции «Анадырь» была военно-демонстрационной. Однако и советские, и кубинские специалисты считали, что эту операцию невозможно сохранить в тайне, что было чревато возможностью возникновения конфликта. По мнению генерала Н.К. Белобородова, командовавшего транспортировкой и хранением и ядерных боеприпасов и полковника А.М. Бурлова, тогда – главного инженера ракетного полка ракет средней дальности, одного из трех, размещенных на Кубе, ракетно-ядерное оружие могло быть применено только по приказу из Москвы. По мнению же генерала армии А.И. Грибкова, представителя Генерального штаба Министерства обороны СССР на Кубе, командующий советской группой войск на Кубе генерал армии И. Плиев получил устный приказ Хрущева применять ядерное оружие в случае утраты связи с Москвой либо в обстоятельствах, требовавших самостоятельных решений на месте. (К сведению– именно Плиев командовал войсками, расстрелявшими в начале июня 1962 г., то есть несколькими месяцами раньше, демонстрантов в Новочеркасске). Министр обороны маршал Р.Я. Малиновский отказался подписать приказ, предоставлявший от имени Минобороны Плиеву полномочия на самостоятельное применение ядерного оружия. Однако при проводах Плиева на Кубу Хрущев вторично повторил свой приказ.

Что касается секретных переговоров, которые вели журналист Д. Скали и резидент КГБ в Вашингтоне А. Фомин (Феклисов), то, скорее всего, это– один из 17 каналов связи между советским и американским руководством (в том числе– контакты Р. Кеннеди с разведчиком и журналистом Большаковым, послом А. Добрыниным, дипломатические каналы и пр. ) Именно из-за ожидания реакции официального Вашингтона на послание Хрущева посол Добрынин отказался подписать телеграмму резидента КГБ Фомина (Феклисова) в Москву о тех предложениях, которые шли от Скали []. Вместе с тем, этот факт свидетельствует о стремлении обеих сторон через своих неофициальных представителей договориться, не затягивая опасную ситуацию. Сложен и неоднозначен вопрос о том, кто больше выиграл в этом противостоянии.

Военно-стратегически это – скорее выигрыш СССР, так как были устранены уже существовавшие ракетные базы в Турции и Италии, гарантирована неприкосновенность территории Кубы. Советская цена– вывоз ракет оттуда, где их и не было раньше. В дальнейшем развитие стратегических ракет дальнего действия и подлодок с ядерными ракетами до определенной степени ослабило значение районов передового базирования ракетно-ядерного оружия.

С геополитической точки зрения – это скорее, выигрыш США, которые стали выглядеть жертвой советского экспансионизма, эффективными защитниками западного полушария, была придана вторая жизнь «доктрине Монро». Американская администрация смогла добиться согласия советского руководства на конфиденциальность договоренностей о выводе американских ракет из Турции и Италии, на свое невмешательство в дела Кубы. Последнее положение осталось не оформленным в международно-правовом смысле. Вывод советских войск из Кубы под давлением США стал использоваться пекинской пропагандой в странах «третьего мира» как признак слабости СССР. На какое-то время ухудшились отношения с кубинским руководством.

В 1997 г., к 35-летию Карибского кризиса, на английском языке (спустя два года – на русском ) вышла книга академика РАН А. Фурсенко и американского профессора Т. Нафтали «Адская игра. Хрущев, Кастро, Кеннеди и кубинский ракетный кризис». А. Фурсенко получил возможность работать в Президентском архиве Российской Федерации, Центре хранения современной документации, архивных фондах Службы военной разведки, Министерства иностранных дел и Министерства обороны, использовать материалы Главного разведывательного управления Генштаба Вооруженных сил России, архивов министерств иностранных дел Франции и Чехословакии. Т. Нафтали обратился к фондам библиотек Дж. Кеннеди и Р. Никсона, Национальному архиву США, Архиву Совета национальной безопасности, документальным фондам Йеля и Гарварда. Большое содействие в работе оказал тогдашний министр иностранных дел РФ академик Е. Примаков. Важное место в монографии занимает «устная история» (интервью с непосредственными участниками тех событий).

До появления книги «Адская игра» считалось, что вопрос об американских ракетах в Турции был поднят советской стороной для того, чтобы повысить цену сделки. Найденные документы убеждают, что это предложение было выдвинуто США. 23 октября Г. Большаков встретился с Р. Кеннеди, и американская сторона высказала предположение, что советские ракеты на Кубе были ответом на размещение американских ракет в Турции и Италии. Министр юстиции предложил договориться по этому вопросу. Донесение было передано в Москву 25 октября, но до 27 октября не обсуждалось. 28 октября между США и СССР состоялось секретное соглашение относительно ракет в Турции, которые были вывезены в апреле 1963 г. Можно сделать вывод, что Дж. Кеннеди в ходе переговоров с Н. Хрущевым, был готов к определенным компромиссам.

Карибский кризис стал кульминацией «холодной войны». За его возникновение несут ответственность обе стороны. При этом, анализируя документальную базу и историографию проблемы, следует заметить, что Карибский кризис возник не только из-за самого факта размещения советских ядерных ракет на Кубе, но и из-за того, что их размещение производилось в тайне от остального мира. Несмотря на то, что 7 июля Хрущеву было доложено о невозможности скрытно развернуть войска на Кубе, официальное объявление о создании Группы советских войск на Кубе приурочивалось к его визиту на остров в ноябре 1962 г. При этом Соединенные Штаты Америки не скрывали, что их ядерные ракеты размещены в Турции, Италии и других странах Западной Европы. Более верным путем, могли бы быть переговоры между Советским Союзом и Соединенными Штатами Америки по выводу ракет США из Турции в обмен на обязательства Советского Союза не размещать ядерное оружие на Кубе.

Важная роль в преодолении Карибского кризиса принадлежала «рыцарям холодной войны» Дж. Кеннеди и Н. Хрущеву. Представляется уместным привести характеристики, данные советским премьером и американским президентом друг другу. Н. Хрущев отмечал: «…Я верю Кеннеди и как человеку, и как президенту… Из всех президентов, которых я знал, Кеннеди – человек с наиболее высоким интеллектом. Он – умница и резко выделяется на фоне своих предшественников. Я никогда не встречал Рузвельта. Может быть, Рузвельт его превосходил.

В моей памяти сохраняются лучшие воспоминания о президенте… Он не пошел ва-банк. Не требовалось большого ума, чтобы развязать войну. Он проявил мудрость, государственную мудрость, не побоялся осуждения правых и выиграл мир» [ ].

Р. Кеннеди вспоминал, что «с самого начала президент Кеннеди считал советского премьера человеком рассудительным и умным: он уважал Хрущева за то, что тот правильно оценил интересы собственной страны и интересы всего человечества» [ ].

Особо отметим то, что Н. Хрущев в своем послании от 26 октября первым пошел на компромисс, предложив вывезти с Кубы наступательное оружие. Уважения также заслуживает то, что Дж. Кеннеди после того, как над территорией Кубы был сбит американский самолет-разведчик не пошел на поводу у тех, кто предлагал применить ответные военные методы; а продолжил переговоры.

По оценке А. Фурсенко, «мир чудом избежал войны в октябре 1962 г. Не должно быть необдуманных и поспешных решений в большой политике. Как правило, они дорого обходятся» [].

О недопустимости авантюризма в международных делах предупреждают в своих воспоминаниях о Карибском кризисе посол А. Добрынин и посланник 1-го класса Б. Поклад. Мемуары Добрынина получили широкую известность после выхода в свет его фундаментальной книги «Сугубо доверительно» [ ].

А. Добрынин пишет, что он как посол в этот период получил хороший дипломатический урок: «Я понял, сколь важно быть активным звеном сугубо конфиденциального постоянного канала связи на высшем уровне для прямого, порой не всегда приятного, но, по возможности, откровенного диалога между высшими руководителями стран». Кризис убедительно показал опасность прямого военного столкновения двух великих держав, побудил их сделать упор на политическое решение конфликта, «чему в немалой степени помогло наличие прямого конфиденциального канала между руководителями обеих стран» [].

Б. Поклад, участник сложнейшей дипломатической миссии под руководством В. Кузнецова по урегулированию всего комплекса вопросов, связанных с кризисом, дополняет мемуары Добрынина. С его точки зрения, размещение ракет на Кубе– это такая же непродуманная акция, как ввод войск в Чехословакию в 1968 г., размещение на территории СССР новых ракет средней дальности СС-20 в 1977 г., ввод войск в Афганистан в 1979 г. «Жизнь настоятельно диктует совершенствовать механизм выработки и принятия решений по важнейшим вопросам внешней политики России…»[].

Р. Макнамара, министр обороны США в правительстве Кеннеди, отмечает, что «во время Кубинского кризиса обе стороны совершили очень много ошибок, оплошностей и просчетов по причине плохой информированности. Мы избежали ядерной войны только лишь по счастливой случайности… Повторяю, нам просто повезло».

Т. Соренсен, бывший советник и спичрайтер президента Дж. Кеннеди, проанализировал возможные варианты действий, которые могли бы предпринять обе стороны: что бы произошло, если бы Кеннеди послушался своих советников и отдал приказ о вооруженном вторжении на Кубу? Что бы произошло, если бы советский премьер Н. Хрущев уступил настояниям Кастро и нанес ракетно-ядерный удар по США? А если бы США нанесли ответный удар, мстя за уничтожение своего самолета У-2? На все эти вопросы Соренсен дал единственный ответ: «Сегодня нас здесь не было бы».

Осмысление событий того времени и их причин является актуальным в наши дни. «Холодная война» закончилась, но все равно, по мнению Ю. Каграманова: «Слишком глубоко сидит еще в нашем народе недоверие к американцам. Откуда оно? Конечно, это результат долговременной холодной войны и сопровождавшей ее целенаправленной пропаганды».

Соединенные Штаты Америки во все времена проводили агрессивную внешнюю политику, стараясь играть роль «мирового арбитра», а на самом деле выступая в амплуа «мирового жандарма». (И последние события, например, в Ираке, это подтверждают.)

Серьезным противовесом этой опасного для всего мира и для Америки тоже – тенденции может служить общественное мнение Соединенных Штатов. Демократический инстинкт подсказывает американцам, что в потаенных недрах Пентагона и различных спецслужб могут сидеть люди, преследующие какие-то свои «специальные интересы», расходящиеся с интересами американского народа в целом. Отсюда постоянный контроль, который осуществляют СМИ и различные общественные организации за кабинетными деятелями всех профессий и рангов, вынужденными соблюдать такую меру открытости, которая в некоторых случаях способна даже повредить национальным интересам.

Роcсия должна твердо и четко отстаивать свои геополитические интересы и выстраивать свои «сферы влияния» в различных регионах мира. Необходимо стараться держаться с США «на равных» во внешней политике и не давать ущемлять свои интересы. Но при этом наследие холодной войны необходимо изживать; чем скорее удастся его изжить, тем лучше будет для нас. Ибо этого настоятельно требует сейчас внешнеполитическая практика. Реальная угроза для нашей страны и для Соединенных Штатов Америки исходит с юга; на данный момент – со стороны исламского террористического интернационала. В новых условиях многочисленные (или даже немногочисленные, но высокоэффективные) диверсионные группы террористов и «смертников» могут быть не менее, и даже более, опасны, чем авиационные и танковые армады. И в этих условиях Россия и США могут и должны быть не противниками, а союзниками. Союзниками в войне с международным терроризмом.