Реферат: Терроризм

Реферат: Терроризм

УО «БрГУ имени А.С. Пушкина»

Реферат  на тему:

Терроризм

Выполнила студентка II курса, 24 группы

психолого-педагогического факультета.

Белоус Л.В.

Руководитель:

Жук Г.В.

Брест - 2006

Оглавление:

Понятие терроризма.

Основные сферы терроризма

Современный терроризм

О неизбежности терроризма

Для начала проведем определенную понятийную работу — своего рода поиск наиболее точного понимания сущности, да и значения самого понятия «террор» так, как они даются в известных словарях. Наиболее доступный и массовый из них сразу же удив­ляет: «Террор (Terror) — потухший вулкан в Антарктиде, на полуострове Росса... на­зван в честь экспедиционного судна». Понятно, что такая расшифровка мало что проясняет. Напротив, она только вызывает новые вопросы: а почему именно так было названо экспедиционное судно? Но об этом история (и словарь) почему-то умалчивают.

Смежные понятия откровенно сужают рассматриваемое явление. Тот же самый Энциклопедический словарь определяет террористический акт как особо опасное го­сударственное преступление, которое «заключается в убийстве или причинении тяж­кого телесного повреждения государственному или общественному деятелю или пред­ставителю власти, совершенном в связи с его государственной или общественной дея­тельностью, с целью подрыва или ослабления советской власти». Внешне все очень просто. Однако понятно: списано с явно уже устаревшей, откровенно «уходящей» натуры. Убийство С. М. Кирова, например, в СССР властями было сразу же объявле­но террористическим актом и вызвало первую волну сталинских репрессий, которые, однако, никто уже террористическими актами почему-то не называл.

Если террористический акт осуществлен в отношении представителя иностран­ного государства, то тоже внешне как будто понятно: явно с целью провокации вой­ны или международных осложнений. Здесь все еще более очевидно: убийство авст­рийского эрцгерцога Фердинанда в Сараево стало поводом для начала Первой ми­ровой войны. Однако ясно и другое: данный словарь (впрочем, далеко не только он один) предлагает трактовки понятий, основанные на единичных фактах весьма от­даленного прошлого. К событиям 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке и Вашингто­не они явно не применимы. Что-то близкое можно прочитать в трактовке слова «терроризировать»: «преследовать, угрожая расправой, убийствами, держать в со­стоянии страха». Любопытно, между прочим, что специализированный юридиче­ский словарь вообще обходится без понятия «терроризм» и даже смежных понятий. Получается, что юристы давно понимали, как трудно однозначно определить такое явление. И молчали...

Зато очень конкретен словарь русского языка С. И. Ожегова. В нем есть «террор» «физическое насилие, вплоть до физического уничтожения, по отношению к полити­ческим противникам». Однако только ли физическое насилие? Ведь возможно наси­лие и совсем иного рода — психологическое, экономическое и др. Мы говорим об ин­формационном, например, терроризме. Рядом в словаре находим слово «терроризи­ровать» «устрашить террором, насилием», «запугать чем-нибудь, держа в состоянии постоянного страха». Тут же, рядом, находится «террорист» — «участник или сторонник актов индивидуального террора». Однако только ли индивидуального? Террор существует и в массовых формах.

Словарь иностранных слов оказывается несколько точнее. В нем уже есть «тер­рор политика устрашения, подавления политических противников насильственны­ми мерами».

Здесь множественное число («противников») подразумевает явно не только инди­видуальный террор. Еще жестче определяет террор «Военный энциклопедический словарь»: «Политика устрашения и подавления классовых и политических противни­ков всеми средствами, вплоть до физического уничтожения». Однако все равно это выглядит как-то локально — политические противники всегда существуют в некото­рых рамках: государства, власти, парламента, официальных структур и институтов. К массовому террору конца XX начала XXI веков все это пока как-то не очень точ­но применимо.

Таким образом, в результате сравнительного анализа разных бытующих определе­ний мы видим достаточно различающиеся между собой и явно не вполне адекватные нашему времени трактовки одного и того же понятия, а также связанных с ним, про­изводных от него слов и выражений. Но еще сложнее оказывается соотнесение этих понятий между собой. Как, например, соотносятся понятия «террор» и «террористи­ческий акт»? А «террор» и «терроризм»? «Террор» и «террористические методы»?

Наиболее часто возникает смысловая путаница, при которой смешивается разное содержание, вкладываемое в одно и то же понятие «террор». Так, достаточно часто путаются террор как некоторая политика, осуществляемая насильственными метода­ми (методы террора), и террор как результат, следствие такой политики. Путается террор как линия, состоящая из ряда отдельных компонентов, террористических ак­тов, с отдельными проявлениями террора — по сути, отдельными террористическими актами. Наконец, террор как метод часто путается с терроризмом как особым, целост­ным явлением, включающим в себя не только отдельные методы. Существуют и другие варианты, в совокупности приводящие к смешению понятий и невозможности всерьез обсуждать реальные проблемы и находить их решение. Разобраться в поняти­ях и договориться об их адекватном употреблении — обязательная часть работы.

На самом деле все более или менее встает на свои места, если оттолкнуться от буквального, первичного, латинского значения слова «terror" — страх, ужас. То есть в буквальном смысле, террор — это и есть ужас. Ужас же психологически иногда опре­деляется как циркулярное (повторяющееся и нарастающее) переживание страха. Значит, террор — такое повторяющееся и нарастающее переживание страха, которое приводит к ужасу.

В начале 1970-х годов К. Э. Изард исследовал отношение представителей разных стран (США, Англии, Германии, Швеции, Франции, Греции и Японии) к различным эмоциям4. В ответ на вопрос: «Какой эмоции вы больше всего боитесь?» — большин­ство людей назвало страх. То есть получалось, что эмоция страха сама по себе вызывает страх, а переживание страха еще больше его усиливает, доводя до экстремальной ста­дии ужаса. Ужас — это максимальная степень переживания страха, усиливающего самого себя за счет повторяющейся циркуляции этого переживания в психике. Образ­но говоря, ужас это страх страха.

Ужас очень сильная эмоция, именно поэтому люди испытывают ее достаточно редко. Опрошенные Изардом люди гораздо чаще сообщали о переживаниях печали, гнева, отвращения, презрения или даже стыда, чем о переживании страха. Обратим внимание: «Страх — это эмоция, о которой люди думают с ужасом... И все же страх реальная часть нашей жизни. Человек может переживать страх в самых разных ситуа­циях, но все эти ситуации имеют одну общую черту. Они ощущаются, воспринима­ются человеком как ситуации, в которых под угрозу поставлено его спокойствие или безопасность».  Террор — это и есть возникающий в результате некоторых действий (прежде всего, насилия) ужас от утраты человеком спокойствия или безопасности. Таким образом, с точки зрения психологии террор — это состояние очень сильного страха (ужаса), возникающее как реакция на некоторые действия, имеющие целью вызвать именно это состояние у тех, в отношении кого они осуществляются или же тех, кто является их свидетелем. Значит, террор есть цель и результат используемых для их достижения действий и методов.

Террор складывается из террористических актов — отдельных слагаемых, звеньев, компонентов, способов и инструментов террора. В. Пирожков полагает:

«В зависимости от объекта посягательства теракт может быть направлен как против конк­ретных лиц, так и анонимных жертв, которые не имеют никакого отношения к террористам и их пути до сих пор не пересекались (например, взрывы и угоны самолетов, совершение диверсий на промышленных объектах, транспорте и т. и.). В последнем случае террористический акт имеет цель дестабилизировать обстановку в обществе, вызвать панику у людей. Террор в таком случае становится безадресным, его жертвы — случайные рядовые гражда­не. Террористы в подобных случаях принимают в расчет общественный резонанс, вызван­ный их действием, за которым следует обвинение в адрес правоохранительных и властных органов, неспособных защитить граждан. Держать население в страхе и неуверенности — это и своеобразное проявление власти над обществом в целом».

Террористические акты осуществляют террористы, которые делятся на инициа­торов, организаторов и исполнителей таких террористических актов. Чаще всего террористами называются непосредственные исполнители. Террористические мето­ды — это методы осуществления террористических актов и террора в целом. Они мо­гут быть очень разными, в зависимости от того, с каким именно видом террора мы имеем дело в тот или иной конкретный момент. Принято говорить, в первую очередь, о физическом, политическом, идеологическом, экономическом терроре.

Состояние ужаса можно вызвать, лишив человека спокойствия и безопасности прак­тически в любой сфере — все зависит от того, насколько данная сфера значима для него. Чаще всего, естественно, это происходит в сфере физической, когда возникает непосредственная угроза самой жизни и физической безопасности. Исследуя подоб­ный страх в ситуации войны, Н. Коупленд справедливо заметил: «После вступления государства в войну человека захлестывает новая волна страха: перед поражением, неопределенностью, лишениями, убытками, ранением и т. д. Военнообязанный, под­лежащий призыву в вооруженные силы, независимо от желания и энтузиазма, с кото­рыми он идет на службу, несет с собой страх перед неизвестным... И самый великий из всех страхов — останется ли он жив?»

Что же роднит разные сферы и методы террора? Их жесткость, экстремизм, край­ность, насильственный характер. Террористические методы — всегда методы на­силия.

Наконец, терроризм — это обобщенное понятие, обозначающее уже комплексное явление, включающее страх и ужас как цель определенных (террористических) актов и действий, сами акты и действия, их конкретные результаты и весь спектр более ши­роких последствий. В общепринятом понимании, однако, терроризм сужается до на­бора отдельных террористических актов. В ФБР США, например, терроризм понима­ют как всего лишь «противозаконное применение силы или насилия против граждан или собственности с целью запугать или принудить к чему-либо правительство, насе­ление или какую-либо часть того и другого, оправданное политическими или соци­альными целями». Политический терроризм понимается только лишь как «система­тическое применение ничем не ограниченного политического насилия, имеющего целью достижение определенных результатов путем устрашения политических про­тивников». Однако согласимся: это явно сужает смысл данного понятия, лишая его целого ряда важных, сущностных характеристик. Психологически терроризм — это еще и способ жизни, мышления и особой деятельности, включая ее мотивы, идеоло­гические обоснования и оправдания тех, кто использует террор как цель (иногда самоцель) и средство достижения своих потребностей и интересов, то есть — терро­ристов. Но об этом — дальше.

Основные сферы терроризма

Не претендуя на полноту классификации (их ныне десятки), попытаемся более четко определить предмет обсуждения. Иначе существует опасность раствориться в много­образии слов, за которыми иногда скрывается одно и то же. С тем же успехом можно попасть впросак и на противоположном основании: подчас за одними и теми же сло­вами прячутся совершенно разные явления. Слишком часто мы слышим о мужьях, «терроризирующих своих жен» регулярными выпивками; о «телефонных террори­стах», все время «достающих» милицию или добропорядочных граждан; о «террори­стических настроениях» в среде политической оппозиции и т. д.

Начнем с того, что любая классификация, разделяющая виды террора на основа­нии предлагаемых самими террористами или пишущими на эти темы журналиста­ми объяснений, принципиально порочна. Умножать число таких классификаций не имеет смысла потому, что они бесконечны и практически «безразмерны»: всякий раз найдется какое-нибудь новое объяснение, ради которого придется расширять такую классификацию. Трудно считать, например, продуктивными разнообразные идео­логические классификации — ведь помимо лево- и праворадикального терроризма всегда найдется какая-нибудь новая его разновидность. И тогда, скажем, к террориз­му троцкистскому можно будет до бесконечности добавлять маоистскую, полпотов-скую и все прочие версии. Бессмысленно и выделение, помимо идеологического, скажем, еще и религиозного терроризма — тогда запутаемся в многообразии версий одного только ислама. Кроме того, ясно главное: такие классификации просто ни­чего не объясняют. Это всего лишь яркие «лэйблы» — ярлыки, наклеиваемые на террористов либо ими самими, либо бытописателями их акций. Более продуктив­ным представляется выделять разновидности терроризма по тем основным сферам, в которых он применяется. Эти сферы определяют цели, инструменты и ожидаемый эф­фект от конкретных действий, называемых террористическими. Понятно, что чисто военный терроризм (элементарные диверсии) не спутаешь с терроризмом полити­ческим, а уличный терроризм — с информационным. Тут все относительно понят­но. Разумнее всего отталкиваться от привычного словоупотребления. Есть очевид­ные сферы, в которых практически все языки мира используют понятие «терроризм» естественно.

Не будем претендовать на всеобъемлемость и выделять мельчайшие разновидности терроризма остановимся на достаточно крупных блоках. Так, в частности, достаточно отчетливо выделяются политический, экономический и информационный терроризм. Помимо них существует и терроризм бытовой — так сказать, общесоциальный. Для начала этого вполне достаточно.

Политический терроризм — это террористические действия разного рода, имеющие целью оказание влияния на политических лидеров, власти или проводимую ими по­литику, вынудить те или иные политические действия или властные решения. В от­дельных случаях политический терроризм направлен на устранение неугодных поли­тических лидеров — в том числе и ради изменения политического строя в целом.

Мишенью политического терроризма часто являются символы государства, наи­более значимые общественные нормы и государство как таковое. Чем более полити­чески структурированным и развитым является общество, чем больше у него культур­ных, материальных и нравственных ценностей, тем более привлекательным оно ока­зывается для террористов. Дело в том, что в политически организованном обществе воздействие на политическую сферу оказывается намного более эффективным, чем в обществе, политически не организованном.

Наиболее частый в последние годы метод терроризма — захват заложников, жиз­ни которых предлагаются затем в обмен на более или менее серьезные уступки со сто­роны властей (например, требуя освобождения из тюрем своих сторонников), — име­ет шанс на успех только в тех странах, в которых человеческая жизнь действительно является реальной, а не декларируемой ценностью. В таких странах общество не дает возможности правительству спокойно взирать на гибель попавших в руки террористов сограждан. В тоталитарных государствах такого рода акции крайне редки: для дикта­торов жизнь человека не представляет особой ценности, и они не склонны менять ее ни на крупные суммы денег, ни тем более на отказ от каких-то своих планов. Захваты заложников — своеобразное свидетельство гуманизации и демократизации общества, становящегося объектом нападения террористов.

В современном мире существуют сотни чисто террористических групп и масса орга­низаций, использующих террор как один из методов политической борьбы и дости­жения своих целей. Естественно, все они очень разные. Их цели подразделяются на реалистичные и утопичные. Например, цели Организации освобождения Палести­ны и связанных с ней организаций (создание собственного палестинского государ­ства), несмотря ни на что, оказались достаточно реалистичными. Напротив, совершен­но утопичными явились цели итальянских «Красных бригад" или группы Баадер-Майнхопф в Германии — попытки силового переустройства жизни Западной Европы по коммунистическому образцу не увенчались успехом.

Информационный терроризм — прямое воздействие на психику и сознание людей в це­лях формирования нужных мнений и суждений, определенным образом направляю­щих поведение людей. На практике, под информационным терроризмом обычно под­разумевают такое насильственное пропагандистское воздействие на психику, которое не оставляет для человека возможностей для критической оценки получаемой ин­формации. Как правило, откровенно тенденциозной информации, которая добивается своих целей не качеством манипулятивного воздействия, а его объемом. Помимо использования официальных средств массовой информации, информационный терроризм опирается на распространение определенного типа слухов. Слухи вообще играют значительную роль в проблеме терроризма. Как правило, они многократно усиливают ту атмосферу страха и ужаса, на создание которой направлены усилия тер­рористов. Среди всех разновидностей слухов наиболее значимыми в рамках инфор­мационного терроризма являются два вида: так называемые слухи-пугало и агрес­сивные слухи.

«Слух-пугало» это слух, несущий и вызывающий выраженные негативные, пу­гающие настроения и эмоциональные состояния, отражающий некоторые актуальные, но нежелательные ожидания аудитории, в которой они возникают и распространяют­ся. Обычно слухи такого типа возникают или откровенно «запускаются" силами, раз­вязывающими информационный террор, в массовое сознание в периоды социального напряжения (террористические акты, стихийные бедствия, война, подготовка военно­го переворота и т. д.). Их сюжеты варьируются от просто пессимистических до явно панических. Особое распространение такие слухи приобретают в ситуациях сложных социальных и политических реформ, смены власти, режима или социально-полити­ческой системы в целом. В подобных случаях появляется ограниченный набор сюжетов, выступающих в качестве стержней пугающих слухов. Некоторые из них видоизменяются в зависимости от культурных, религиозных или национальных традиций, но основная часть остается неизменной.

Наиболее часто встречаются «слухи-пугала", основанные на якобы неизбежном повышении цен на продукты питания, их исчезновении и приближающемся голоде. Такие слухи были зафиксированы, например, в России в 1917 и в 1990-1991 годах, в Чили в 1971-1973 годах, в Никарагуа в 1980 году, в Афганистане в 1980 году. При­нимая такие слухи за «чистую монету*, доверяя им, часть населения бросается заку­пать подчас ненужные продукты в неразумных объемах, в результате чего действи­тельно искажается конъюнктура рынка. Товары быстро исчезают с прилавков или стремительно растут в цене, может возникнуть голод. Классический пример — Россия 1917 года: хотя урожай был даже выше среднего, к октябрю в столичных магазинах исчез хлеб.

Аналогичным образом распространяются слухи о «грядущем контрнаступлении реакции», близком военном перевороте, «неотвратимом отмщении» лицам, активно сотрудничающим с новой властью, и т. д. В таких ситуациях усиление пессимистич­ных настроений стимулируется еще и типичными для таких ситуаций слухами о яко­бы имеющихся разногласиях, борьбе за власть в новом руководстве, безудержной кор­рупции и т. д. Примерами слухов такого рода полна новейшая история России. Особую роль играют слухи, непосредственно связанные с реальным террором. Как правило, они строятся на ожидании повторения происшедших террористических актов и воз­никновения новых. Множество слухов такого рода циркулировало в США в течение нескольких месяцев после событий 11 сентября 2001 года. «Сверхзадача» таких слу-хов понятна: это прямое запугивание населения, усиление атмосферы террора в сфе­ре информационного воздействия, умножение хаоса и неразберихи.

«Агрессивный слух» — слух, не просто вызывающий негативные настроения и со­стояния, отражающие нежелательные ожидания аудитории, а конкретно направлен­ные на стимулирование агрессивного эмоционального состояния и поведенческого «ответа», жесткого агрессивного действия. Слухи такого рода возникают в ситуаци­ях острых противоречий, связанных с социальными межгрупповыми и межэтничес­кими, межнациональными конфликтами. Приведем несколько известных примеров: «В Леопольдвиле негры вырезают белое население» (Заир, 1960); «Беспорядки в Па­наме вызваны кубинскими агентами» (США, 1964); «Новая власть грабит страну, от­правляя зерно на Кубу и в Россию» (Никарагуа, 1980), и т. д. Основная функция агрессивных слухов — не просто запугивание, а прямая провокация агрессивных, тер­рористических действий типа геноцида и массовых убийств. Эти слухи строятся от­рывочно, «телеграфно». Короткие, рубленые фразы сообщают о конкретных «фактах», «взывающих к отмщению». Они несут сильный эмоционально-отрицательный заряд, формируя аффективную общность «мы» («нормальных людей») в противовес общ­ности «они» («зверствующих нелюдей»). Такие слухи требуют ответной агрессии. Из последних примеров — слухи о «зверствах федеральных войск в Чечне», распростра­няемые чеченцами, и аналогичные — о «зверствах чеченских боевиков» в отношении федеральных войск.

Экономический терроризм — это различные дискриминационные экономические дей­ствия, имеющие целью оказание влияния на экономических конкурентов, социальные группы и слои населения, а также целые государства и их лидеров ради достижения конкретных экономических выигрышей или, шире, проводимой ими политики, что сводится к осуществлению требуемых действий или принятию нужных решений.

Экономический терроризм осуществляется на различных уровнях. На элементар­ном уровне, в рамках конкурентной борьбы между корпорациями, он может заклю­чаться в игре на понижение стоимости акций конкурента, их скупке, доведения до банкротства и т. д. Создание экономических барьеров, ухудшение условий жизни и снижение ее уровня — проявления экономического терроризма одних социально-эко­номических групп по отношению к другим. На еще более высоких уровнях экономи­ческий терроризм достаточно часто становится инструментом давления в сложных политико-экономических отношениях. Так, достаточно часто используемые на практике экономическая блокада, введение разного рода эмбарго и запретов на ввоз или вывоз тех или иных товаров представляют собой средства экономического насилия, применяемые для устрашения противников и изменения их намерений, в том числе и на межгосударственном уровне. «Экономическим терроризмом» называли кубинцы ту блокаду, которая была организована американцами после прихода к власти на Кубе Ф. Кастро. Аналогичный термин использовали советские власти в оценке принятой конгрессом США поправки Джексона-Вэника, ограничивающей экспорт в СССР вы­соких технологий.

Социальный (бытовой) терроризм — в данный разряд попадают те обыденные явле­ния, которые в привычном смысле не классифицируются как террористические и вро­де бы лишены конкретной цели и целенаправленных исполнителей. Бытовой терро­ризм — это то повседневное запугивание, с которым мы сталкиваемся на улице, в до­ме, в бытовом общении. Разгул уличной преступности, нарастающий криминалитет, общая социальная нестабильность и массовая бытовая неустроенность. Обилие бе­женцев и эмигрантов, маргинальных элементов, дестабилизирующих жизнь. Шайка подростков, терроризирующих двор; банда «скинхедов», терроризирующих рыночных торговцев; бригада рэкетиров, терроризирующих малые предприятия в округе и вы­могающих регулярную плату за «охрану» от самих себя. Сюда же относятся взрывы в местах скопления людей, в транспорте. Здесь же — возникновение эпидемий, отрав­ленная вода в водопроводе или колодцах. И т. д., и т. п. В целом, это социальная ситуа­ция, держащая всех в страхе и постоянном напряжении. В физическом плане — это постоянная угроза жизни и здоровью. В социальном плане — деструкция управле­ния и общественного самоуправления. В психологическом плане результат такой си­туации — утрата уверенности в завтрашнем дне, хаотизация сознания, иррациональ­ное состояние психики, деструкция привычного, нормативного, «регулярного» поведения.

Выделим особую, физическую, разновидность социально-бытового терроризма. Это реальное воздействие на жизнь и состояние здоровья людей, создание постоян­ной угрозы для них. Оно может осуществляться с использованием самых разнообраз­ных средств от ножа и обрезка трубы до применения взрывчатых веществ и массо­вого биологического или радиационного оружия. Так или иначе, это такое (как пра­вило, массовое) воздействие на людей с помощью физических методов, которое не носит конкретного политического, информационного», экономического или социально-бытового характера, а создает такую массовую угрозу физического уничтожения, которая ведет к широкому распространению страха среди населения.

Описанные основные сферы терроризма тесно связаны между собой. Как прави­ло, терроризм в одной из них отражается на другой. В итоге все это сказывается, преж­де всего, на политической сфере как интегрирующей все остальные. Социально-бы­товой терроризм, как и экономический и информационный, влечет за собой полити­ческие последствия, которые, в свою очередь, влияют на социальную, экономическую и информационную сферы. Круг замыкается.

«Террористы способны самым серьезным образом изменить общественную атмос­феру, посеять страх, неуверенность, недоверие к институтам власти. Их действия могут быть особенно разрушительны для демократических государств, где раздражение и возмущение граждан вполне может выразиться в поддержке на выборах того, чьим единственным общением будет покончить с терроризмом...

Другим результатом террористических акций является недоверие правительству, причем вне зависимости от того, какую идеологию данное правительство исповедует, а также недоверие властным структурам, стремление к их изменению и, соответствен­но, дестабилизация общества»

Даже такое предварительное выделение сфер, наиболее часто связываемых с тер­роризмом на основании привычного словоупотребления, позволяет увидеть главное: основой терроризма является насилие. Оно может проявляться в разных сферах политической, информационной, экономической, бытовой. Оно может использовать разные инструменты — от политического убийства или захвата заложников до распро­странения слухов, введения экономических санкций или разгула уличного кримина­ла. Это не принципиально. Описанные сферы терроризма охватывают практически всю жизнь человека. Они лишают жизни или угрожают ей. Различия в деталях не долж­ны заслонять главного: терроризм — всегда насильственное воздействие на людей, преследующее цель запугать их и добиться от них реализации своих целей.

Современный терроризм.

Из всего уже сказанного следует, что терроризм – это особая форма, прежде всего, политического насилия, характеризующаяся жестокостью, целеустремленностью и внешне достаточно высокой эффективностью. На практике, конкретно, это совер­шение демонстративно деструктивных, разрушительных действий для того, чтобы вы­звать страх, запугать своих противников или же все население, физически уничтожив их представителей или нанеся значительный материальный ущерб.

Психологически, терроризм — естественное продолжение радикализма, экстремиз­ма и фанатизма. Это реальный экстремизм уже не в теоретических рассуждениях, а в непосредственном практическом действии, осуществляемом с редким фанатизмом во имя абсолютно радикальных идей и ценностей. Люди, избирающие терроризм в каче­стве инструмента для своего воздействия на реальность, всегда радикальны. Это есте­ственно: радикальные, экстремистские методы подбираются в соответствии с анало­гичными целями. В данном случае именно характер целей (или представления самих террористов об этих целях) вполне оправдывает для террористов характер избирае­мых ими методов для достижения поставленных задач. С точки зрения самих терро­ристов, чем масштабнее прозвучит та или иная их акция, чем большее количество людей в мире узнает о ней, тем масштабнее будут выглядеть те цели, к которым они стремятся. Поэтому подчас мы видим, что не только цель оправдывает средства, но и наоборот: под совершаемые террористические акты часто «подтягиваются» якобы крупномасштабные цели.

Как мы уже видели, терроризм очень широко используется в качестве средства политической борьбы в интересах государства, организаций и отдельных групп лиц. Уже сам факт публичной казни политических противников, например, может считать­ся проявлением терроризма. В современном мире эффект казни многократно усили­вается посредством ее трансляции средствами массовых коммуникаций. Известны репортажи о казни террористов на электрическом стуле в США. Известны и анало­гичные акции в исламских странах. Более того, известны и смешанные феномены: когда западные средства массовой информации рассказывали об исламских казнях. Так, в январе 1984 года известная западная газета опубликовала подробнейшее опи­сание публичного обезглавливания двух осужденных, мужчины и женщины, на пло­щади перед мечетью Джамия в столице Саудовской Аравии, городе Эль-Рияд. Газета привела красочные подробности внешнего вида палача, сумму его гонорара, вид ору­дия казни (обоюдоострый меч), а также текст ее звукового сопровождения, звучавший из динамиков на минарете мечети, — голос поминал имя Аллаха и перечислял грехи, совершенные осужденными на основе нарушения норм шариата.

К особым проявлениям современного терроризма можно отнести и разного рода партизанские действия в периоды войн, а также особенно партизанские войны как таковые, когда они не сопутствуют боевым действиям, официально ведущимися ре­гулярными армиями. XX век принес особенно много примеров таких войн в Латин­ской Америке. Терроризм всегда был распространенным инструментом борьбы в пе­риод глубоких, революционных общественных потрясений. XX век дал наиболее яр­кие примеры революционного и, напротив, контрреволюционного терроризма.

Терроризм развивается в условиях острейших противоречий, когда субъективно для противников не остается иных средств, кроме физической ликвидации друг друга. К терроризму прибегают тогда, когда не видят иного пути либо в связи с отсутствием других ресурсов борьбы («партизанщина» — это следствие не силы народа, а слабос­ти его армии), либо хотят радикально изменить поведение людей, запугав их актами террора. Психологическая основа терроризма — радикализм, экстремизм и фанатизм, иногда — доходящий до фанатизма фундаментализм экстремистского толка.

В современных условиях налицо эскалация террористической деятельности осо­бых экстремистских организаций. Это уже далеко не случайные террористические акты малоподготовленных партизан — теперь это специально организованная, часто почти профессиональная деятельность целенаправленно подготавливаемых в течение долгого времени боевиков или специальных агентов. В современном мире непрерыв­но усложняется характер терроризма, быстро нарастает изощренность его методов, интенсивно усиливается антигуманность террористических актов, приобретающих все более массовый и, вследствие этого, жестокий характер. Террористические акты исламских фанатиков-шахэдов против США в сентябре 2001 года показали: терро­ризм становится силой мирового масштаба. Прежде всего это относится к исламско­му терроризму, вышедшему на ведущее место в современных условиях. По масшта­бам своих жертв он выходит на уровень регулярных боевых действий. Борьба против этого терроризма уже рассматривается как особая форма новой,  «третьей мировой войны».

По сведениям западных разведывательных служб, в последние годы насчитыва­лось шесть проповедников, в локальных масштабах определяющих поведение некото­рых частей «исламистской вселенной», но отказывавшихся признать себя ее руково­дителями. Это Омар Абдул Рахман, Мохаммед Хусейн Фадлалла, Рашид Ганнуши, Гульбеддин Хекматиар, мулла Омар и Хасан
аль-Тураби (этот суданский шейх по прозвищу «Черный папа» в последние годы утратил влияние и не может более пре­тендовать на звание харизматического лидера). Практически за каждым из них стоит его организация. Однако их число может колебаться в зависимости от «преследований» или иных событий. Обратим внимание на то, что названные духовные ислам­ские лидеры в давнем или недавнем прошлом имели контакты и взаимодействовали с У. бен-Ладеном. Однако его организация («братство бен-Ладена») носит принципи­ально иной характер. Иной является и его личная роль, вот почему разговор о бен-Ладене — в следующей части книги.

«Джамиат Исламии». «Из духовных лидеров наиболее известен египетский шейх Омар Абдул Рахман. Этого имама бруклинской мечети, которому в США было предъявлено обвинение в убийстве американцев во время взрыва в Международном торговом центре, подозревают как заказчика или, по меньшей мере, вдохновителя убийства египетского президента Анвара Садата, хотя египетское правосудие и не осу­дило его за это преступление. Портрет дряхлого слепого старика за решеткой амери­канской тюрьмы на некоторое время полностью захватил телевизионные экраны, что создало ему ореол мученика. Его лицо, сфотографированное для архивов американ­ского правосудия, стало символом в исламистских кругах, в которых он считается верховным эмиром “Джамиат Исламии”»

«По убеждению американской администрации, на шейхе из Бруклина лежит тяж­кая вина: взрыв в нью-йоркском здании означает капитальный поворот в стратегии исламистов, которые до сих пор не осмеливались устраивать диверсии на американ­ской земле». События 11 сентября 2001 года полностью подтвердили это убеждение.

«Хезболлах». «В число религиозных лидеров входят также ливийские исламисты, например, шиит Мо­хаммед Хусейн Фадлалла, руководитель "Хезболлах". Хусейн Фадлалла родился в 1936 году. Будучи по происхождению иракцем, он приехал в Ливан до 1976 года и основал там "Кру­жок братства" и "Легальный исламский институт". "Хезболлах", вне всякого сомнения, пред­ставляет собой одну из наиболее хорошо структурированных организаций экстремистско­го исламского движения, исключительную организацию, которая резко отличается от всех других движений, существующих в мусульманском мире. "Хезболлах" переводится как "Партия Аллаха", а само это слово встречается в одном из стихов Корана: "Ваинна хезбол-лах хум аль-галибун", то есть "воистину партия Аллаха станет семьей-победительницей". Первого февраля 1979 года в Тегеране эта фраза была написана на сотнях плакатов, привет­ствовавших возвращение имама Хомейни после вынужденного многолетнего пребывания во Франции, в Нофль-ле-Шато. Вскоре после возвращения в Иран лидера исламской рево­люции была создана иранская "Хезболлах". Во имя исламской революции иранские руко­водители хотели в то время экспортировать движение "Хезболлах" во все шиитские страны. Весной 1984 года Тегеран обратился к ливийским исламским фундаменталистам с просьбой создать свою собственную организацию "Хезболлах". Очень скоро "Хезболлах" Ливана за­явила о себе насильственными действиями и попытками очистить Бейрут и Ливан от ино­странных "дьяволов": от не-мусульман, и особенно от христиан, уроженцев западных стран и евреев. Если все предыдущие диверсии были направлены против иностранцев, то "Хезболлах" расширила пропаганду террора и, таким образом, заставила дрожать коренное ливан­ское население, которое уже не знало, какой армии или группировке доверять. На террито­рии Ливана "Хезболлах" вскоре приобрела особую специальность: ее руководители довели до совершенства технику похищения людей. Начиная с 1985 года "Хезболлах" неоднократ­но брала в заложники журналистов, дипломатов или религиозных деятелей, чтобы привлечь к себе внимание международных средств массовой информации. И это ей удалось. Перепись личного состава "Хезболлах" позволяет предположить, что около 14 тысяч человек, вклю­чая суннитов, регулярно субсидируются ею. Основное ее ядро составляют около семи ты­сяч человек, пять тысяч из которых получают зарплату. В финансовом отношении "Хезбол­лах" ни от кого не зависит. Она иолучает доходы от торговли наркотиками, выращенными в долине Бекаа, от вымогательства у торговцев, владельцев ресторанов или предпринимате­лей, которые живут в зоне ее влияния и имущество которых будет уничтожено, если они откажутся платить "революционный налог"*.

У «Хезболлах» имеются многочисленные отделения за пределами территории Ливана, с официальными представительствами в других арабских странах: в Саудов­ской Аравии, Кувейте и в Ираке. Насчитывается около 20 организаций, подотчет­ных ливанскому движению, — например, «Исламский джихад» Хуссейна Муссави или «Организация революционной справедливости» Имада Мугние. Эти две по­следние группировки, открыто занимающиеся терроризмом, реально управляют мно­жеством мелких экстремистских группировок в Ливане: «Знаменем Ислама», «Не­зависимым движением за освобождение похищенных людей» (Хезболлах-Палести-на), «Организацией божественной справедливости» или, наконец, самой известной группой во Франции — «Комитетом солидарности с арабскими политическими уз­никами, находящимися в тюрьмах Европы» (КСАПУ). Этот комитет, во главе кото­рого стоял тунисец Фауд Али Салех, взял на себя ответственность за прогремевшие во Франции взрывы в декабре 1985 года, а затем в феврале, марте и сентябре 1986 года. Вскоре после этого КСАПУ был ликвидирован французскими контрразведы­вательными службами.

«Ан-Нахда». «У североафриканских исламистов есть собственный лидер — Рашид Ганнуши. Влияние этого интеллектуала всегда выходило за границы Туниса, его родной страны, а сам он все­гда представлял собой своего рода движущую силу магрибского панисламизма. В 1990 году Рашид Ганнуши лично написал предвыборную программу Исламского фронта спасения (ИФС) для муниципальных выборов, происходивших в том году в Алжире. В 1990 и 1991 годах созданное им близкое к "братьям-мусульманам" религиозное движение "Ан-Нахда" посылало в Алжир многочисленных агентов, чтобы поддержать активистов ИФС на выборах. Наконец, "Аи-Нахда" и ее руководитель помогли ИФС найти источники финансирования среди арабских монархий накануне войны в Персидском заливе».

Два завершающих персонажа из числа действующих наиболее известных религи­озных террористических лидеров ислама — афганцы.

«Хезб-и-ислами». Это одна из старейших исламистских структур, базирующаяся в Афганистане и отчасти в Иране. Исторически она всегда была связана с Афгани­станом.

"... 1973 год. До Апрельской революции оставалось еще долгих пять лет. После антимо­нархического переворота власть в стране перешла в руки Мухаммада Дауда. Именно тогда уроженец провинции Кундуз, выходец из семьи крупных землевладельцев-феода­лов, "инженер" Гульбеддин Хекматиар создал свою "партию" и начал терроризировать население.

Биография его характерна для многих главарей душманов. Родился в 1944 году. За хули­ганство, непристойное поведение и неуспеваемость был исключен из кабульской школы. Вернулся в Кундуз, где при содействии богатых родителей получил-таки среднее образо­вание. В 1970 году поступил, не без помощи влиятельных родственников, на инженерный факультет Кабульского университета. С той поры почему-то везде именуется не иначе как "инженер", но это не более чем кличка — из университета он также был исключен, высше­го образования не имеет. В начале 70-х годов Гульбеддин создает молодежную организа­цию "братьев-мусульман", устраивает систематические беспорядки и террористические акты против правительства, а также демократических, прогрессивных и патриотических деятелей всех направлений.

В 1973 году Гульбеддин был арестован, однако через полгода освобожден и выслан в Па­кистан, где уже находилось около 5 тыс. ранее эмигрировавших его сторонников. Здесь он и начал активно сколачивать отряды террористов. Вот так началось то, что потом стало называться "контрреволюцией"».

По свидетельству индийского журналиста Д. Гойяла, группы организуемых импе­риалистическими и реакционными кругами «инсургентов» стали формироваться в Пакистане как минимум с 1973 года. Перед наемниками уже тогда ставилась задача превратить Афганистан в пылающий кордон, предохраняющий Средний Восток от всякого прогрессивного влияния. Именно с того времени, выполняя волю нанимате­лей, бесчинствуют Гульбеддин и подобные ему элементы, кого западная пропаганда рекламирует как «борцов за свободу».

В свое время «Хезб-и-ислами» входила в объединение семи террористических организаций, именовавших себя «Исламским союзом моджахедов Афганистана». Этот противоречивый альянс в годы борьбы против советского присутствия в Афгани­стане имел более 150 лагерей подготовки боевиков в Пакистане и Иране. За 1980-85 годы он получил свыше двух миллиардов долларов только от США. С ним работали иностранные инструкторы, он воевал современным западным оружием, включая зе­нитные ракеты «Стингер». Позднее «альянс семи» распался, но «Хезб-и-ислами* со­хранилась.

«Талибан». Особое место в современном исламизме очень быстро занял мулла Омар — лидер афганского движения «Талибан». Основа движения — «солдаты ислама», пре­тендующие также на звание студентов-теологов или воинствующих монахов. Они активно проявились в исламистской среде только летом 1994 года. Это сунниты, по­следователи направления «деобанди» (по названию одного факультета исламской тео­логии в Индии, возле Дели). Реально костяк движения составили сироты — дети аф­ганцев, убитых во время гражданской войны, в том числе жертвы советских войск. Оказываясь в Пакистане, они поступали на учебу в тамошние медресе, финанси­ровавшиеся Саудовской Аравией и пакистанской военной разведкой ИСИ и ЦРУ США, а опекавшиеся структурами У. бен-Ладена. Вскоре после своего оформления движение широко открыло двери самым разным народностям Афганистана: среди талибов встречаются пуштуны, таджики, узбеки, белуджи, хазарейцы и т. д. Каковы бы ни были истоки движения Талибан — махинации спецслужб или инициатива афганских масс, — оно меньше чем за четыре года изменило облик Афганистана. В талибском Афганистане очень быстро воцарился порядок, основанный на доно­сах и терроре. Даже уйдя в подполье после контртеррористической акции США в Афганистане в 2001-02 годы, оно сохранило достаточный религиозно-террористиче­ский потенциал.

«Мулави Мохаммед Омар - бывший пуштунский боевик. Он командовал отрядом моджа­хедов и имеет героический послужной список. За десять лет освободительной войны не­сколько раз был ранен: его приближенные рассказывают, что в одном бою с советскими вой­сками осколок снаряда попал ему в глаз. Понимая, что глаз не спасти, и опасаясь заражения, Мохаммед Омар сам вырвал его из глазницы, а затем вытер окровавленную руку о стену мечети в Сингесаре — деревне, находящейся километрах в пятидесяти к западу от Кандага­ра; этот кровавый след там до сих пор благоговейно сохраняют, как реликвию. Его религиозная миссия была открыта ему в 1994 году в видении. Он удалился в ту самую деревню Сингесар, дабы посвятить себя изучению Корана, подальше от хаоса, в который погрузилась его страна. И там пророк Магомет якобы явился ему во сне, повелев положить конец террору, развязанному местным полевым командиром, развратником, вором и насиль­ником. С полусотней бойцов, служивших раньше иод его началом, Мохаммед Омар унич­тожил тирана, конфисковал его имущество и раздал населению. По другой, более прозаи­ческой версии, как-то раз, когда он молился, пришли соседи и сообщили, что моджахеды с одного контрольного поста похитили, обрили и изнасиловали двух девушек. Мохаммед, желая отомстить, встал во главе небольшой группы ветеранов и с несколькими старыми "Калашниковыми" атаковал провинившихся вояк, после чего повесил их главаря на пушке трофейного советского танка.

Неизвестно, где здесь легенда, а где действительность, но, так или иначе, родилось движе­ние "Талибан"... За несколько недель сотни оставшихся не у дел моджахедов влились в ряды его воинства, прельстившись этим горским Робин Гудом, поднявшим знамя ислама и не гнушающимся действовать. Меньше чем через три года тот, кого отныне станут звать Амир уль-Моминин, будет контролировать двадцать из тридцати двух провинций Афга­нистана».

После этого Афганистан под руководством муллы Омара при помощи породнив­шегося с ним У. бен-Ладена (одна из его дочерей — жена Омара) стал, по общему мне­нию, «рассадником мирового терроризма».

Однако исламский терроризм силен не только в Афганистане, Ливане, Тунисе или Судане. 17 февраля 1995 года из секретного доклада, представленного президиуму Евросоюза специально созданной рабочей группой «Терроризм», стало известно, до какой степени вся Европа, без исключения, уязвима для террористических организа­ций. Группа экспертов, на протяжении многих лет анализировавшая поведение клас­сических террористических групп, таких, как ЕТА или ИРА, допускает, что исламист­ская фундаменталистская угроза носит абсолютно иной характер.

«В исламском контексте структура ограничивается несколькими глашатаями и посредниками, в то время как определенные мечети, движения, если не сказать ассоциации, служат ре­лигиозным прикрытием для террористических групп. Таким образом, в отсутствие соб­ственно политической стратегии политика отождествляется с религией, а активизм счита­ется религиозным долгом...»

При чтении этого документа создается впечатление, что вся Европа разъедается гангреной исламистских организаций. Усама бен-Ладен предстает в докладе как фи­нансист главных исламистских террористических сетей, охватывающих Европу. На первом месте по числу исламистских экстремистов стоит Великобритания. Второе место занимает Германия, в которой уже живет 2 200 000 мусульман. Есть они и в Северной, и, разумеется, в Южной Европе.

В конце XX века терроризм стремительно вошел и в жизнь России. До этого, в пе­риод советского социалистического развития, в России доминировали государственные формы репрессий в отношении граждан: можно было говорить о государственном терроре, но террор всякого иного типа был практически подавлен. Теперь же страна получила почти все возможные формы антигосударственного и античеловеческого террора: это и взятие заложников, и демонстрационные убийства, и угоны самолетов, и жестокие акты геноцида в межнациональных и межконфессиональных конфликтах. Основную роль в эти процессы внесли чеченские террористы, однако они — не един­ственные. Обыденностью российской жизни стали не только прямые угрозы, но и террористические акты в политической борьбе, вплоть до предвыборных избирательных кампаний. Более того: появились почти невероятные (во всяком случае, широко не известные до сих пор в мире) случаи имитации террористических актов. Так, в част­ности, для усиления своей популярности такого рода имитацию накануне выборов 1995 года организовал даже депутат Государственной Думы России Н. Лысенко.

Причины роста терроризма (и, видимо, попыток имитации терроризма) всегда за­ключаются в нарастании кризисных явлений, ослаблении контрольно-регулятивной функции политики и, в частности, ослаблении функций государства. Связаны они и с недостаточной способностью общества или отдельных стран, а возможно, и всего миро­вого сообщества регулировать сложные социально-политические процессы. С быстрой сменой различных идеалов и ценностей, включая их девальвацию, с подключением к активной политической жизни широких масс населения (в том числе, отсталых стран), лишенных политического опыта и необходимой политической культуры, связаны важные психологические моменты. Прежде всего, это способность людей адекватно реагировать на эти изменения с той скоростью, которая необходима. Это доступно не для всех («верблюд не скачет с лошадиной скоростью...»). Соответственно, среди лю­дей возникает психологическое сопротивление, усиливаются антимодернистские, фундаменталистские тенденции. Следствие этого активизация стремления исполь­зовать слабости власти и проложить «кратчайший» путь к намеченной цели, каким представляется путь насилия сторонникам террора.

Центральным элементом терроризма является террористический акт, преследую­щий как конкретные цели (убийство политического лидера, взрыв в месте скопления населения), так и более общие, иногда символические цели (типа требований отделе­ния Чечни от России, создания палестинского государства и т. п.). Иногда террористы используют угрозу террористического акта, выдвигая свои условия взамен неиспол­нения своих намерений: обмен захваченных заложников на «своих» политзаключен­ных, получение денег, оружия. В любом случае, генеральная цель террористического акта — распространение общего страха, паники, провоцирование репрессий со сторо­ны властей, могущих, по мнению террористов, дать «детонирующий» политический эффект.

Субъектом терроризма могут выступать отдельные лица (как правило, убежден­ные фанатики-экстремисты), а также специализированные террористические органи­зации (типа организации «АльКайда», созданной У. бен-Ладеном, или многочислен­ных других таких организаций) и даже целые государства (некоторые исламские стра­ны, Афганистан при режиме талибов и др.).

Реально сам террористический акт не приводит к достижению декларируемых целей. Часто это всего лишь повод для демонстрации террористами своих требований и возможностей. Вслед за самим террористическим актом обычно его организаторы, устроители и исполнители, публично «берут ответственность» за его осуществление и объявляют, во имя чего совершен террористический акт, а также иногда условия прекращения подобных актов. Тем самым, даже не достигая каких-то больших, глав­ных целей, они достигают целей промежуточных: организация становится более из­вестной и «авторитетной», о ней говорят, с ней начинают считаться. Именно такой, «рекламной» логикой руководствовалась, например, эсеровская партия в России, по указанию которой все акции Боевой группы партии включали своего рода «подпись» (инициалы «БГ» на кинжале, дверце кареты и т. д.). Ради подобной «рекламы» под­час спешат террористы «взять на себя ответственность» даже за не совершавшуюся ими акцию. К этому был очень склонен, например, известный чеченский террорист С. Радуев. Такого же рода «самозваные» действия поспешила предпринять японская «Красная армия» сразу после событий в США И сентября 2001 года, «взяв на себя ответственность» явно за У. бен-Ладена.

Практически в современном мире уже подразделяются следующие виды террориз­ма: террор как метод политической борьбы в мирное и военное время; индивидуаль­ный или организованный террор как государственная политика; террор как метод внутриполитической борьбы; террористические акты межгосударственного характе­ра; международный терроризм. То есть терроризм стремительно разрастается, диф­ференцируется и совершенствуется.

Сентябрьская (2001 года) «террористическая атака» на США в значительной сте­пени перевернула привычные представления о терроризме. Именно в начале XXI века он стал по-настоящему массовым. При всем ужасе того, что уже и раньше предприни­малось отдельными террористами и даже государствами, человечество постепенно привыкло к сравнительно локальному терроризму. Даже десятилетия постоянного терроризма в Ирландии, Англии, Испании, Израиле или Палестине рассматривались как локальные проблемы именно этих стран и регионов. Главным фактом для совре­менного мира стало признание международного характера терроризма, явно вырос­шего из локальных пеленок. Главной потребностью стала потребность в скорейшем осмыслении этого феномена. Главным вопросом стал вопрос о возможностях устра­нения терроризма из повседневной жизни. Однако столь же внезапно оказалось, что, при всем прискорбии признанного факта, его очень трудно быстро и однозначно ос­мыслить. Но еще сложнее оказалось однозначно ответить на вопрос о возможности его устранения. Более того, оказалось, что ответ на этот вопрос скорее отрицательный, чем положительный.

О неизбежности терроризма

Итак, насилие рождает насилие. Терроризм вызывает терроризм, и потому террор, вообще-то говоря, практически неизбежен. На фоне всех нынешних постоянных и повсеместных призывов к непримиримой борьбе с терроризмом такое мнение риску­ет остаться непопулярным. Однако все же продолжим еще более неожиданно: не надо бороться с терроризмом. Дело это бессмысленное и бесполезное. Когда на улицах гре­мят взрывы, а число террористических организаций множится буквально на глазах, и они насчитывают сотни членов (как это имеет место в сегодняшней Палестине и прилегающих к ней странах), бороться с терроризмом бесполезно. Это уже не просто терроризм — это война, и она уже идет.

Давайте поставим вопрос по-другому. Вместо того чтобы бороться с вставшим на ноги, сформировавшимся терроризмом, давайте лучше попытаемся заняться более реальным делом: устранением потенциальных причин терроризма. Это намного про­дуктивнее. Терроризм лучше «профилактировать» заблаговременно, уничтожая его «в пеленках» или даже «в зародыше», чем бороться с ним потом, когда он вырастет и встанет на ноги, во весь свой устрашающий рост.

Борьба со сложившимся терроризмом тяжела, всегда высоко затратна и, в целом, малоэффективна. Так уж получается, что такая борьба обычно носит не столько ак­тивный, сколько реактивный характер. Террористы всегда имеют преимущество «пер­вого хода»: вначале они совершают террористический акт, а потом их начинают ис­кать, ловить и наказывать. Только постфактум совершенствуются системы защиты против возможного несанкционированного доступа террористов. Всегда задним чи­слом вводятся необходимые меры предосторожности и контроля за гражданами. Это делает борьбу с терроризмом вечной — тем более что любые жесткие антитеррори­стические кампании только умножают число будущих террористов, а на все самые жесткие антитеррористические действия постепенно находится эффективное противодействие. Террор действительно порождает террор, как насилие порождает насилие. Реально, к сожалению, люди до сих пор умеют бороться с насилием только насиль­ственные методами — а это значит, что такая насильственная борьба с террористами будет представлять собой практически бесконечный процесс.

На практике, к сожалению, от этого трудно уйти. Люди вынуждены отвечать на­силием на насилие. Но сводить всю борьбу с терроризмом исключительно к такого рода «возмездию» было бы роковой ошибкой. Не секрет, что психология сотрудни­ков антитеррористических спецподразделений мало отличима от психологии самих террористов. Сводить все только к спецслужбам — противопоставлять террору — тер­рор, и не более того. И тогда весь вопрос сведется вместо сути всего лишь к игре в сло­ва: что мы назовем террором, а что — антитеррором.

С точки зрения психологии терроризм — понятие достаточно относительное, как относительно и само понятие «террор», то есть — ужас. Исторически представления о том, что есть ужасное, а что, напротив, прекрасное, многократно менялись. Менялись и представления о том, чем конкретно можно ужаснуть людей. В свое время ужасной считалась смерть на костре. Ужасно было, когда человека сажали на кол, четвертова­ли, колесовали, вешали. По сравнению с этим современные способы умерщвления людей можно считать гуманными. Точно так же меняются и представления о терро­ризме. Растет общий уровень гуманности. Отказываясь от применения смертной ка­зни, многие государства становятся менее террористичными и репрессивными по от­ношению к своим гражданам. Не исключено, что со временем и терроризм перейдет к более «мягким» формам, хотя, в целом, возможна и прямо противоположная тенден­ция — ведь ужаснуть людей становится все труднее.

Нельзя забывать о главном. В самом конечном счете, терроризм — это, прежде все­го, самозащитная реакция политического, социального, религиозного, экономическо­го и т. д. меньшинства против тех или иных действий большинства. Реже, это реакция ущемляемого большинства. Но и в том, и в другом случае терроризм возникает тогда, когда исчерпаны все возможности диалога. Когда нет желания слышать и возможно­сти понимать друг друга. Когда нет веры в обещания друг друга. Когда укореняется субъективная уверенность сторон в том, что больше не осталось никаких средств для эффективного взаимодействия.

Из сказанного вытекают не только причины возникновения терроризма (вообще-то, они достаточно очевидны), но и основные пути предотвращения его развития. Выделим только самые важные из них. Предварительно, однако, оговоримся: перечи­сляемые далее моменты ни в коем случае нельзя рассматривать как юридические, идеологические, религиозные, социальные, политические и т. д. Это, прежде всего, со­циально-психологические антитеррористические соображения. Они касаются всех перечисленных сфер, но ни в коем случае не сводятся к ним и не составляют их суть.

Первое. Всегда необходимо сохранять возможность диалога с террористами, то есть «держать дверь открытой» для контактов такого рода. Потенциальные террористы долж­ны иметь возможность заявить о себе, донести свои требования, помимо организации и осуществления террористического акта. Это возможно, если терроризм носит группо­вой, организованный характер, но крайне затруднительно в случае индивидуального терроризма. Примерами первого рода являются достаточно частые контакты и периодически — договоренности, возникающие между английскими властями и политиче­ским крылом Ирландской республиканской армии. Даже не устраняя полностью веро­ятность террористических актов, такие контакты снижают число террористических актов, делают их менее жестокими; способствуют заблаговременному получению осо­бой, доверительной информации, позволяющей спецслужбам применять свои мето­ды для предотвращения актов террора. Для профилактической работы в рамках ин­дивидуального терроризма необходима система специального антитеррористического воспитания молодежи — то, что на Западе давно называют «воспитанием в духе мира». В рамках такой социализирующей системы достаточно эффективно соединяются уси­лия психологов, педагогов, врачей и юристов.

Второе. Государства не должны быть слишком экстремистскими ни по отношению к своим гражданам, ни по отношению друг к другу. Экстремизм порождает экстре­мизм, а там уже и до терроризма совсем недалеко. Надо помнить: люди создают госу­дарства для регуляции своих взаимоотношений, но это не дает государствам права угнетать людей. На понимании этого в развитых странах сформировалось то, что те­перь модно называть гражданским обществом. Такое общество, развиваясь, частично отбирает у государства и принимает на себя проблемы саморегуляции, и ограничива­ет государство в его наиболее жестких, экстремистских проявлениях. Чем более раз­вито гражданское общество, тем меньше оснований для возникновения терроризма — по крайней мере, внутри самого такого общества. И еще одно: гражданское общество обычно способно на самоограничения, которые необходимы для борьбы с террориз­мом на том или ином этапе, в частности, в современных условиях — на ограничения некоторых привычных демократических норм жизни.

Третье. Реальное предупреждение терроризма обычно заключается в эффектив­ном воздействии на его самые глубинные «корни». Нет смысла перечислять здесь внутренние, психологические корни — воздействие на них все еще затруднительно для человечества. Из всего уже сказанного в этой книге следует, что терроризм развивает­ся из пяти основных «внешних» корней. Это идеологические, религиозные, социальные, политические и геополитические корни.

С идеологическими корнями все достаточно понятно. Уже на этапе появления ра­дикальных идеологических конструкций полезно вести разъяснительную работу — хотя бы для того, чтобы предостерегать сторонников таких идеологий от излишнего радикализма. Даже в условиях самой развитой демократии государство никогда не может снимать с себя идеологическую функцию. Главная идея любого государства поддержание стабильности ради сохранения самого государства. При всем неприятии «разъяснительной работы» лучше заниматься ею заблаговременно, в мягких формах, чем потом делать это по необходимости и, запустив эту работу, переходить к жестким мерам, связанным с государственными санкциями и законодательными запретами, например, на фашистскую или иную националистическую идеологию, с ликвидаци­ей соответствующих партий и других идейно-политических структур.

С религиозными корнями, в целом, тоже все очевидно. Практически все традици­онные мировые религии давно уже стали «веротерпимыми». Они явно отрицают тер-роризм и научились успешно сосуществовать как с государством, так и друг с другом. Беспокойство вызывают так называемые нетрадиционные религии или особо экстре­мистские религиозные секты и организации. И здесь, совместно с церковью (как бы ни была религия отделена от государства, в рамках данного вопроса они одинаково заинтересованы в мире и стабильности), весьма эффективной является разъяснитель­ная антирадикалистская и антиэкстремистская работа. Понятно, что это оказывается также значительно более продуктивным, чем всякого рода запоздалые формальные запреты деятельности «нетрадиционных сект» и новоявленных культов, аресты новоявленных «мессий» и «пророков».

Социальные корни терроризма обычно связаны с социальным и экономическим неравенством. Понятно, что полная ликвидация такого неравенства — социалистичес­кая или коммунистическая утопия, связанная с никогда нереализуемой идеей дости­жения социальной однородности. Однако, тем не менее, часть такой идеи — создание и расширение так называемого среднего класса — в цивилизованных странах считается реальным гарантом стабильности существующего государственного устройства. Лю­бое государство, заинтересованное в самосохранении и расширении своей социальной базы, заинтересовано в расширении своего «среднего класса». Это означает наличие такой общегосударственной политики доходов, которая позволила бы ликвидировать совсем уж обездоленные слои населения, а также определенный контроль над хотя бы относительно справедливым распределением социальных благ так, чтобы в обще­стве не накапливалось психологическое ощущение слишком явного неравенства, ко­торое нельзя преодолеть иначе, чем радикальными насильственными средствами.

Экономические корни — это не столько само по себе экономическое неравенство людей (оно, практически, вечно), сколько либо непривычность такого неравенства, либо его слишком открытый, вопиющий и потому раздражающий людей характер. Бедные не любят богатых — что, впрочем, взаимно. Однако террористические акты друг против друга они устраивают не всегда, а лишь тогда, когда разрыв между самы­ми богатыми и бедными становится слишком большим, психологически непреодоли­мым, или когда одни люди слишком откровенно нарушают, экономические интересы других. В первом случае крестьяне пускали «красного петуха» в усадьбах помещиков, а рабочие громили заводоуправления и убивали их владельцев. Так возникали бунты и революции. В другом случае, уже в наше время, специально нанятые киллеры со­вершают террористические акты в борьбе за передел собственности — это реалии про­цессов приватизации и конкурентной борьбы. Экономические корни терроризма мо­гут принимать международный характер. Тогда, возмущаясь несправедливым, с их точки зрения, международным разделением труда, появляются антиглобалисты и поднимаются на борьбу с транснациональными корпорациями и представляющими их интересы межгосударственными альянсами (вроде выступлений против Мирового бан­ка, Международного валютного фонда, руководителей стран — членов группы G-7).

Политические корни терроризма обычно связаны с неравномерным распределени­ем власти внутри государства. В 1995 году мне пришлось неоднократно слушать дос­таточно логичные рассуждения лидера Национал-большевистской партии России, писателя Э. Лимонова (Савенко) о том, что «умная власть» должна не мешать, а, на­оборот, способствовать прохождению в Государственную Думу хотя бы некоторых лидеров потенциально экстремистских политических организаций. «Иначе, — аргумен­тировал он, — им просто ничего не останется делать, как вспоминать о "бомбистах" и выходить на улицу. Чтобы не растерять своих сторонников, им придется прибегать ко все более экзотическим средствам самоподачи. Пройдет несколько лет, и уличный терроризм может стать у нас вполне привычным явлением». Действительно, нацио­нал-большевик как в воду глядел. В 2001 году он был арестован за незаконное приоб­ретение и хранение оружия и обвинен в подготовке к терроризму. Редактируемая им партийная газета «Лимонка» задолго до этого начала печатать соответствующие ин­струкции для членов НБП: например, как правильно бросать гранату и т. п.

Геополитические корни терроризма связаны с различными интересами государств и взаимоотношениями между государствами. Противоречивые интересы и обострен­ные взаимоотношения очень часто порождают межгосударственный терроризм. Склон­ность одних государств к идеологической, экономической, информационной и т. д. экспансии обобщенно проявляется в экспансии геополитической. Не случайно весь современный «цивилизованный мир» во главу угла сохранения безопасности ставит стабильность межгосударственных границ. Расценивая события Второй мировой войны как наиболее экстремальное проявление межгосударственного терроризма, боль­шинство стран считают обязательным сохранение ее итогов — прежде всего, в геопо­литическом плане. Всякие попытки пересмотра этих итогов рассматриваются как по­кушение на стабильность послевоенного мироустройства и вызывают резкое проти­востояние.

Четвертое. Даже самое демократическое государство не должно допускать, чтобы демократии было слишком много. Ничего не поделаешь: демократия часто становит­ся обратной стороной терроризма, многократно усиливая повседневные жизненные риски и предоставляя террористам слишком много свободы для их деятельности. Зву­чит несколько парадоксально, но «слишком много» демократии может оборачивать­ся со временем необходимостью введения авторитарных методов контроля за граж­данами. Для того чтобы этого не допускать, необходимо плавное развитие демокра­тического процесса. Особенно это касается тех стран, которые находятся на стадии перехода от тоталитаризма к демократии.

Литература:

Ольшанский Д.В.  Психология терроризма. – СПб.: Питер, 2002. – 288с.

Ольшанский Д.В. Политическая психология.-