рефераты
Главная

Рефераты по рекламе

Рефераты по физике

Рефераты по философии

Рефераты по финансам

Рефераты по химии

Рефераты по хозяйственному праву

Рефераты по цифровым устройствам

Рефераты по экологическому праву

Рефераты по экономико-математическому моделированию

Рефераты по экономической географии

Рефераты по экономической теории

Рефераты по этике

Рефераты по юриспруденции

Рефераты по языковедению

Рефераты по юридическим наукам

Рефераты по истории

Рефераты по компьютерным наукам

Рефераты по медицинским наукам

Рефераты по финансовым наукам

Рефераты по управленческим наукам

психология педагогика

Промышленность производство

Биология и химия

Языкознание филология

Издательское дело и полиграфия

Рефераты по краеведению и этнографии

Рефераты по религии и мифологии

Рефераты по медицине

Реферат: Ислам в царской России

Реферат: Ислам в царской России

РЕФЕРАТ

Ислам в царской России


Для царской России ислам стал внутренней проблемой во второй половине XVI в., когда были завоеваны Казанское и Астраханское царства. Вслед за этим России покорилась Большая Ногайская орда, а потом — Западная Башкирия, ранее находившаяся в подчинении у казанских ханов. Фактически все Поволжье оказалось под властью русских царей. Конец XVI в. ознаменовался также присоединением к России Сибирского ханства. В течение XVIII в. шла борьба России за Северный Азербайджан, завершившаяся в 1828 г. присоединением последнего из азербайджанских ханств — Нахичеванского. В 1783 г. было завершено покорение Крыма. К 1864 г. были ликвидированы последние очаги сопротивления на Кавказе. Вскоре были полностью завоеваны среднеазиатские ханства и эмираты. Перечисленные территории были в основном населены мусульманами. Царскому правительству, опиравшемуся на православную церковь, нужно было вырабатывать какую-то линию поведения в отношении ислама, последователями которого были миллионы новых подданных Российской империи.

Вначале решение этой проблемы представлялось несложным. У Ивана Грозного не вызывала особых сомнений необходимость немедленного крещения всех татар на завоеванных им землях. В первые четыре года после взятия Казани часть татарского населения усилиями духовенства и администрации действительно была окрещена. Тут же, однако, процесс христианизации затормозился.

Те татары, которые перешли в православие, составили круг избранных и привилегированных, но народные массы не последовали их примеру. Когда в 1556 г. произошло восстание местного населения против русских властей, то «старокрещенцы» приняли самое активное участие в его подавлении; и так как к ним очевидно принадлежали наиболее сильные в военном отношении феодалы, их помощь властям в разгроме повстанцев сыграла решающую роль.

Первые цари романовской династии не теряли надежды на искоренение ислама как в Поволжье, так и в Сибири. Рядом узаконений мусульмане были поставлены в неравноправное с христианами положение. Царь Михаил Федорович издал указ, по которому некрещеные, и прежде всего мусульмане, не могут держать в своем услужении или в какой-либо зависимости православных. Уложение Алексея Михайловича подтвердило это узаконение, но, кроме того, установило самые жестокие наказания за совращение в ислам или в другую нехристианскую религию. Деятели, православной церкви, занимавшие архиерейские кафедры в местах с мусульманским населением, пользовались любым случаем, чтобы начать преследования тех, кто упорствовал в старой вере. Известен своей погромной деятельностью подобного рода первый казанский архиерей Гурий, причисленный потом православной церковью к лику святых. Из последующих архиереев прославился Лука Конашевич, развернувший свою деятельность в середине XVIII в. Он поставил цель — выселить из Казани всех мусульман и воспользовался для этого таким необычным поводом, как пролет метеорита над Казанью и большой пожар в городе, происшедший на следующий день после столь грозного небесного знамения. Метеорит был истолкован как огненный змей, посланный небесными силами для предупреждения о том, что в дальнейшем грянут еще более страшные бедствия, если в городе будут продолжать жить нераскаявшиеся мусульмане. Власти организовали в Казани кровопролитный татарский погром, а через Синод царице Елизавете был направлен ряд представлений о необходимости очищения города от нехристей. Императрица вняла этому пожеланию, и татарское население переселилось в новый район и только позже перебралось в место своего прежнего проживания.

Царское правительство действовало при помощи не только репрессий, но и подкупа. В ряде случаев земли и крепостные, отобранные у упорствовавших в своем мусульманстве мурз и более мелких помещиков, отдавались тем землевладельцам, которые переходили в христианство. Практиковались и мелкие льготы. Специальный указ от 11 сентября 1740 г. перечислял те блага, которых удостаивался новокрещеный: «Каждому по кресту медному... весом каждой по пяти золотников, да по одной рубахе с порты и по сермяжному кафтану с шапкою и рукавицы, обуви чирики с чулками; а кто познатнее, тем при крещении давать кресты серебряные по четыре золотника, кафтан из сукон крашенных... ценою по 50 копеек аршин, а вместо чириков сапоги, ценой по 45 копеек, женскому полу волосники и очельники, по рубахе холщевой, да от денег мужеска пола, кои от рождения выше 15 лет, по рублю по 50 копеек, а от 10 до 15 лет по рублю, а кои ниже 10 лет, тем по 50 копеек; женска пола от 12 лет и выше по рублю, а прочим, кои ниже 12 лет, по 50 копеек...».

Убедительность приведенных аргументов в пользу единоспасающей христианской веры оказывалась, однако, недостаточной для того, чтобы сократилось число мусульманского населения. Курс русских царей от Ивана Грозного до Елизаветы Петровны на полное покорение и освоение завоеванных народов при помощи их христианизации оказался нереальным. Со второй половины XVIII в. он начинает уступать свое место признанию неизбежности сосуществования христианства с исламом, разумеется, при сохранении господствующего положения православной церкви. Царизм был вынужден изменить и способы использования мусульманского духовенства в своих целях: если раньше оно подвергалось давлению и принуждению к перемене веры, то уже со времен Екатерины II используется другой путь применения усилий мусульманского духовенства для пользы существующего строя.

Переход муллы или ишана в православие лишал его всякого влияния на мусульманские массы, так что он становился бесполезным для царских властей. Оставаясь же в своей вере и на своем посту, он сохранял возможности религиозно-идеологического и политического воздействия на соплеменников и, будучи фактически закуплен царской администрацией, защищал ее интересы.

Сопротивление народов, исповедовавших ислам, во многих случаях принимало религиозное оформление. Основные лозунги борьбы были направлены против ложной веры и власти не верных многобожников, за Аллаха и его пророка. Но в этом скрывалось сложное переплетение реальных жизненных обстоятельств социального и прежде всего экономического порядка.

Феодалы опасались полной или частичной потери своих привилегий и богатств. Народным массам представлялось, притом с достаточным основанием, что с чужеземным завоеванием к «собственному» феодальному гнету присоединится еще и гнет царского самодержавия. Для духовенства же существовавший порядок был органически свой, руководившие им силы и социальные группы составляли одно целое с ним самим. Формы услужения им сложились в нечто привычное и «естественное», нельзя было быть уверенным в том, что так же сложатся взаимоотношения и с новой властью. Беспокоилось духовенство и о собственных имущественных интересах, которые могли пострадать в результате завоевания. К этому присоединялся страх за привычный уклад жизни, действовало стремление к сохранению своего языка и сложившихся форм быта, давал себя знать весь комплекс переживаний, связанных с национальным самосознанием.

Мусульманское духовенство имело прочные экономические позиции. Представление о его доходах можно получить из позднейших данных, относящихся к концу XIX и началу XX в. В Бухаре количество вакфных земель исчислялось от 123 до 130 тыс. десятин. В Бухаре под вакфами находилось до 80% всех лавок базара. На территории современного Таджикистана духовенству принадлежали подати с 33 403 десятин земли и 674 танапов (мера земельной площади) садов, арендная плата со 100 мельниц и 1706 построек, преимущественно торговых. В Хивинском ханстве под вакфами было около половины всей возделываемой земли. В Крыму только по пяти уездам вакфная собственность насчитывала 87 614 десятин земли, около 500 домов и лавок. Вероятно, к моменту завоевания Крыма Россией богатства духовенства были не меньше, а может быть, и больше. Муллы и ишаны не могли не предвидеть — не приведет ли это завоевание к потере их богатств. Все это в серьезной степени питало их оппозиционное отношение к вторжению царизма.

Сказанным отнюдь не снимается то значение, которое имел в тех условиях религиозный фанатизм. Было бы, однако, грубым упрощением механически разделять социально-экономический и идеологический факторы. В психологии масс и даже тех группировок, которые стоят во главе движения, оба фактора сливаются, взаимно усиливая друг друга. На поверхности же остается фактор идеологический — в данном случае исламско-религиозный, так что лозунги оппозиционного движения выглядят прежде всего как вероисповедно-фанатические. В такой форме протекали восстания татар Казанской губернии в 1878—1879 гг., в Бухарском ханстве (1888 г.), в Ташкенте (1892 г.), Андижане (1898 г.). Но пожалуй, классическим примером упорного и длительного сопротивления царскому завоеванию, протекавшего в форме религиозной войны, являлась та борьба, которую вели кавказские горцы с середины 20-х годов XIX в. до 1864 г.

Среди коренного населения Дагестана и Чечни получил распространение мюридизм мусульманское учение о религиозном подвижничестве, имевшее здесь смысл наиболее самоотверженного и беззаветного участия в газавате (джихаде). Под предводительством шейхов и мулл отряды мюридов вели непримиримую вооруженную борьбу против русских войск и властей, а также против своих соплеменников, капитулировавших перед царскими войсками. Скоро движение получило более стройную организацию — был учрежден имамат во главе с муллой Гази-Мухаммедом. Начались военные действия против русских гарнизонов на Тереке. В одной из стычек Гази-Мухаммед был убит, его преемник Гамзат погиб в результате заговора, и только третий имам, Шамиль, вел борьбу с завоевателями в течение длительного времени.

Шамиль нанес несколько серьезных поражений русским войскам и на некоторое время укрепил свой тыл при помощи создания сильной социальной прослойки наибов новой аристократии, кровно заинтересованной в сохранении имамата. Шамиль получал помощь пограничных исламских государств — Турции и Ирана, и это помогало ему длительное время продолжать сопротивление. Война велась по существу под знаменем панисламизма.

Тем не менее социальные противоречия внутри имамата оказывались сильней религиозного фанатизма. На нужды войны земледельцы и скотоводы должны были вносить огромные натуральные подати, причем львиная доля собираемых ценностей присваивалась наибами, ведшими паразитический образ жизни. Постепенно многие участники Движения отошли от него. В итоге Шамиль оказался с несколькими сотнями мюридов, вместе с которыми и был взят в плен в 1859 г. Горцы Западного Кавказа еще некоторое время продолжали сопротивляться, но судьба газавата была решена. Вскоре весь Кавказ оказался в руках царских властей, так что и рядовым мусульманам, и священнослужителям пришлось мириться с тем религиозным режимом, который устанавливали «неверные» с благословения православной церкви.

Как уже говорилось, самодержавие в это время стало активно использовать мусульманское духовенство в своих целях, что оказалось возможным и для целей, преследовавшихся царями, вполне эффективным.

В мерах насильственной христианизации мусульманского населения надобности уже не было. Мусульманское духовенство могло уже разъяснять пастве, что со стороны царских властей их вере ничто не угрожает. Так, в 1894 г. оренбургский муфтий М. Султанов писал в специальном циркуляре всем ахундам и мечетскому духовенству: «До моего сведения дошло, что в народе и даже между муллами ходят слухи, что будто бы магометан будут крестить в русскую веру... правительство не имеет никакого намерения крестить нас, а, напротив, разрешает нам свободно исповедовать ислам, открыто и без стеснения исполнять обряды нашей веры и строить мечети для богомоления...» Муфтий предлагал духовенству разъяснить верующим это положение.

Со временем мусульманское духовенство все более открыто и последовательно декларировало свою преданность царизму. Уже через семь лет после присоединения Самарканда делегация во главе с кадием преподносила генерал-губернатору К. П. фон Кауфману по случаю занятия русскими войсками Коканда поздравительный адрес, в котором выражался восторг мусульман Самарканда по случаю победы русского оружия 77. Известны случаи, когда мусульманское духовенство во время антиправительственных восстаний предавало повстанцев. После одного из выступлений, происходивших в конце 70-х годов в Казанской губернии, начальник жандармского управления генерал-майор Житков доносил в Петербург: «Духовенство магометанское не замешано, вело себя преданно и благоразумно, сами муллы указывали на подстрекателей беспорядка».

Царское правительство, ведя войну с Шамилем, широко пользовалось услугами мулл, засылая их на территорию имамата для выполнения не только подрывно - агитационных, но и шпионских функций. Так, еще в 1836 г. мулла Тазадин Мустафин по заданию царского сановника барона Розена совершил с этой целью поездку, задача которой сформулирована одним из историков шамилевского движения следующим образом: «Красноречием этого муллы обратить горцев на путь истинный, подчинить их русскому правительству и истребить или выдать нам живьем Шамиля». Хотя мулле не удалось даже проникнуть на территорию Чечни и в центр Дагестана, но он был вознагражден за свои старания кроме денег титулами шейх-уль-ислама и муфтия и даже чином капитана.

В 1836 г. уфимский муфтий Абу-Салим Абдуррахимов обратился с «духовно-религиозным наставлением» ко всем мусульманам о необходимости «быть беззаветно покорными всевышнему Аллаху... быть покорными государю императору Николаю Павловичу и повиноваться всем от него исходящим повелениям». Неоднократно в этом пространном послании повторяется все то же наставление о покорности и непротивлению со ссылками на Коран и пророка. Текст присяги, которую должны были по разным поводам приносить правительству «лица магометанского исповедания», был построен на религиозных формулах ислама. Приводимый к присяге клялся «всемогущим богом пред святым его ал-Кораном в том, что хочу и должен... самодержцу всероссийскому, и законному его императорского величества всероссийского престола наследнику верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови...» Речь шла не только о собственной верной службе, но и о наблюдении над другими царскими подданными, о «благовременном объявлении» о любом, грозящем «ущербе его величества интересу, вреде и убытке...». Связь присяги с вероучением и культом ислама была красноречиво подчеркнута в изданных царскими властями «Правилах о приведении лиц магометанского исповедания к присяге». Там предписывалось сначала совершать «предписанное законом омовение, потом в присутствии муллы, держа с почтением правую руку на Коране, произносить со вниманием и благоговением слова присяги... устремив взор во все время на священную книгу». Правила регламентировали и внешнюю обстановку обряда, которая должна внушать приводимому к присяге максимальное почтение к религии и к Корану: «Самый Коран, в знак благоговения, должен быть положен на пелену из чистой шелковой материи и поставлен на налой или столик вышиною, по крайней мере, в аршин».

Царские власти оказывались не меньше мусульманского духовенства заинтересованными в поддержании приверженности мусульман к их религии. Они старались поддерживать ее и более решительными методами. К 1833 г. относится документ, подписанный сенатором П. Богдановым и гласивший буквально следующее: «По указу его императорского величества, самодержца всероссийского, все мусульмане России должны выполнять все требования своей религии, строго выполняя ее догматы. Вероотступников наказывать следующими тремя способами: первый раз — розгами, второй раз — палками и третий раз — нагайками». Документ был переведен на татарский язык и опубликован с дополнительной подписью муфтия Сулейманова. На вновь завоеванных царизмом территориях власти старались проявлять свою готовность поддерживать ислам всеми зависящими от них мерами насилия. Завоеватель Средней Азии генерал М. Г. Черняев опубликовал в 1865 г. указ, в котором населению предписывалось под страхом обычных наказаний строго соблюдать все предписания ислама83. Муфтиям, муллам и ишанам оставалось лишь славословить самодержавие и его полицию.

Огромное количество верноподданнических адресов и заявлений направлялось мусульманским духовенством царям по случаю очередной коронации или по другому поводу. В ознаменование 300-летия дома Романовых были проведены мусульманские богослужения, торжественные собрания. Их цель заключалась не столько в том, чтобы заверить самодержавие в преданности мусульманского духовенства, сколько в соответствующем воздействии на массы верующих мусульман.

Особенно активную деятельность на службе самодержавия развернули исламские священнослужители в период революции 1905 г. и в последовавший за ней период реакции. В разгар революционных событий 1905—1907 гг. были проведены два всероссийских мусульманских съезда, в решениях которых реакционно-монархическая позиция мусульманской церкви была выражена недвусмысленно и громко. Ходатайствуя перед министром внутренних дел о разрешении на созыв третьего съезда, группа инициаторов писала: «Мы, мусульмане России, будучи самыми верными российскому самодержавию, и боясь распространения... панисламизма и идей, разрушающих жизнь народа, социализма и анархизма и вследствие противности этих идей основам нашего ислама, — решили законным путем бороться с этими вещами. Мы, российские мусульмане, чисты от всяких новых идей... пришедших из разных других государств. Мы будем служить нашему белому царю и его трону так же верно, как служили ему наши деды, а потому распространение идей этих: социализма, анархизма и панисламизма, заставляет с челобитием просить вас, ваше высокопревосходительство, разрешить нам устроить собрание...». Упоминания о панисламизме должны были еще раз заверить царское правительство в том, что мусульмане России не собираются предпочесть русскому самодержавию господство султанской Турции. Что же касается «социализма и анархизма», то исламские идеологи действительно активно защищали интересы буржуазно-помещичьего строя и самодержавия. Общее содержание всей той пропаганды, которую вели богословы против революционного движения, сформулировано в одной статье клерикально-исламской газеты «В мире мусульманства»: «Идите... не с «Капиталом» Маркса, а прежде всего с кораном и шариатом...»

Царский манифест 17 октября 1905 г. исламские идеологи встретили восторженно. Оренбургский муфтий М. Султанов разослал его в татарском переводе всему духовенству с инструкцией прочесть манифест в мечети после намаза, точно разъяснить его населению прихода и молиться о здравии «его величества царя и его уважаемой семьи». На каждом этапе революции 1905 г. руководители исламского духовенства выступали с воззваниями, увещаниями, угрозами, обещаниями, направленными к тому, чтобы оторвать мусульманских трудящихся от революционной борьбы и поставить их на службу реакции и черной сотне.

Самодержавие использовало мусульманское духовенство и в своей практике разжигания национальной вражды в целях подавления революции. На Кавказе было спровоцировано столкновение между армянами-христианами и азербайджанцами-мусульманами. Большевистский публицист В. В. Боровский писал, что, когда после бакинской резни февраля 1905 г. борьба охватила все Закавказье, к усилиям царских чиновников присоединилась еще и деятельность духовенства: «Место полицейского провокатора занял мусульманский агитатор в священной зеленой чалме».

Мусульманское духовенство организовало черносотенные партии и вдохновляло их деятельность религиозными лозунгами. Такова, например, была партия «Сират-и мустаким» «Истинный путь», созданная и руководимая петербургским муллой С. Баязитовым; не исключено, что работа этой партии финансировалась властями.

Используя с одинаковой эффективностью основные исламские вероисповедания — суннизм и шиизм, царское правительство старалось, однако, поддерживать раскол в исламе, да и вообще содействовать процессам, разделяющим, а не объединяющим мусульманское население России. Тенденции к объединению сказывались и в экономической жизни этих народов, и в их общении на почве вероисповедной. Газета «В мире мусульманства» писала, что разделение мусульман на шиитов и суннитов есть «безумие нашего века», ибо «шииты — такие же мусульмане, как и сунниты, и, следовательно, все мы братья». Общность религии татар, казахов, узбеков, киргизов, азербайджанцев наряду с близостью их языков создавала почву и для этнического сближения. Царское правительство такая перспектива не устраивала. Один из чиновников, занимавшийся делами ислама и мусульманских народов, В. П. Череванский, писал в 1906 г. в своей Записке в высшие правительственные инстанции: «Хорошей помощью для местных государственных властей служит разноплеменность русского мусульманства... всякое объединение в ближайшем времени разноплеменных мусульманских групп в одну религиозно-татарскую общину было бы актом величайшего неблагоразумия». И хотя мусульманское духовенство было заинтересовано в племенном объединении на религиозной почве, оно покорно следовало и в этом отношении предначертаниям царского правительства.

Чем более открыто исламские священнослужители выступали в качестве прислужников самодержавия, тем более верующие массы теряли к ним доверие. Они их рассматривали как чиновников, поставленных правительством. В. Череванский писал в одной из своих статей о «крайнем нерасположении» мусульманских обществ к своим же верослужителям, «утвержденным в этом звании русской властью». При этом он ссылался на заявление, сделанное «от имени своих заверителей» одним из ахундов Симбирской губернии, что в учрежденном правительством Особом совещании по вопросам и делам мусульманского вероучения не должны участвовать столичные ахунды и оренбургский муфтий, к «которым мусульманское население провинций, да, пожалуй, и столиц, совершенно не питает доверия как к ставленникам администрации». Аналогичные сведения имелись и по другим губерниям страны.

Недовольство мусульманских масс духовенством содействовало развитию внемечетских форм религиозности, в частности, возникновению новых сект, хотя в силу ряда обстоятельств сектантское движение не получило сильного развития. В районах распространения ислама бродили странники, дервиши, проповедники, предсказывавшие скорое наступление страшного суда, объявлявшие о пришествии махди. В 80-х и 90-х годах XIX в. сюда доносились отголоски махдистских событий в Судане. Иногда тут же на месте оказывались доморощенные махди. В 1888 г. в Уфе объявился в качестве такового башкир А. Чувашев и в роли его апостола башкир же Ф. Абдалов. Они предсказывали скорое рождение в России самого махди, в ожидании которого мусульмане должны радикально изменить весь свой образ жизни. Суд над проповедниками признал их сумасшедшими.

В одном случае оппозиционное движение внутри мусульманской церкви привело к образованию новой секты — ваисовцев. Казанский купец Б. Вайсов во время поездок по торговым делам в Среднюю Азию ознакомился с деятельностью и учением суффийского ордена накшбендийе, влияние которого в какой-то мере сказывалось и в Татарии. В учении этого ордена его привлекло то, что духовными авторитетами оно признавало не официальное духовенство, а ходжей, наставников. Таким наставником веры Вайсов объявил себя, причем подкрепил это утверждением о собственном происхождении от соратника пророка и от болгарских средневековых ханов, среди которых только и сохранился «чистый» ислам. В 1862 г. Вайсов открыл в Казани учреждение под названием, начинавшимся словами — «Всего мира государственный молитвенный дом» и завершавшимся ссылкой на то, что дом принадлежит «староверскому обществу мусульман ваисовского божьего полка». Секта развернула активную деятельность, а мусульманское духовенство Казани мобилизовало против нее фанатизм правоверных. Вскоре начались столкновения, завершившиеся в 1884 г. разгромом ваисовского дома и судебным процессом над главой секты и его приближенными. Вайсов был признан сумасшедшим и несколько лет спустя умер в психиатрической лечебнице, его помощники получили разные сроки тюремного заключения и ссылки.

Движение ваисовцев представляло собой явление социального и религиозно-идеологического порядка, что доказывается прежде всего тем, что после изоляции Ваисова секта продолжала существовать и вела работу в подполье. Вскоре начались новые судебные процессы. В 90-х годах руководство движением взял на себя сын Ваисова Гинануддин, который был сослан в 1895 г. на Сахалин, но вернулся оттуда в Казань по амнистии 1905 г. Секта существовала до 1918 г.

В вероисповедно-догматическом отношении ваисовцы повторяли популярный среди сектантских течений мусульманства лозунг возврата к «чистому» исламу. Неопределенность выдвинутого требования давала возможность наполнять его разнообразным содержанием, и прежде всего по линии социально-экономической и политической. Главным в программе ваисовцев было сопротивление существующему общественно-политическому строю. Формально сектанты признавали во Вселенной власть бога и царя. Но сохранение верности царю имело фиктивный характер, ибо было связано с отрицанием самодержавия, его чиновничьего аппарата, порядков и установлений. Ваисовцы отказывались платить подати, служить в армии, принимать какие бы то ни было документы, судиться у мировых судей и подчиняться их приговорам. В сравнении с этим непризнание официального мусульманского духовенства и разоблачение его безнравственности было в глазах властей не столь существенным. Впрочем духовенство критиковалось ваисовцами в основном за то, что оно продало мусульманскую веру власти, представляющей собой непримиримого врага ислама. Таким образом, критика самодержавия и мусульманской церкви в программе ваисовцев являлась религиозным выражением социально-политического протеста людей, подвергавшихся социальному и национальному угнетению.

Ваисовская секта имела в исламе лишь местное значение, она и не оказала существенного влияния на жизнь мусульманской церкви. Несравненно большее значение имело как для церкви, так и для религиозно-идеологической мысли ислама в России движение джадидов, аналогичное движению реформаторов в ближневосточном и индийском исламе.

Термин «джадидизм» произошел от выражения «усул и джедиде», означающего «новый метод». Речь шла о введении новых методов в школьное обучение, о реформировании религиозных школ (медресе и мектебов) на основах западной педагогики, причем эта реформа должна была касаться не только методики преподавания, но и его содержания. Имелось в виду введение ряда светских учебных предметов: арифметики, естествознания, русского и некоторых иностранных языков. Вся атмосфера мусульманских школ, где в течение семи — восьми лет ученики, сидя на полу, должны были научиться лишь читать Коран на незнакомом им арабском языке, подлежала, с точки зрения «новометодчиков», коренному изменению.

Именно такие идеи пропагандировал основатель джадидизма крымский помещик Исмаил-бей Гаспринский. С 1883 г. он издавал в Бахчисарае газету «Тарджиман» («Переводчик»), в которой пропагандировался «новый метод». Он создавал новометодные школы и его примеру последовали во многих Других мусульманских центрах. Движение скоро стало большой силой среди мусульман России. Его значение вышло далеко за пределы школьной реформы. По Существу борьба шла за модернизацию мусульманской религии в целом.

У Гаспринского нашлось большое число приверженцев не только в Крыму, но и в Поволжье, на Урале, в Средней Азии. Появились газеты и журналы джадидского направления, был опубликован ряд книг в модернистском духе. Но консервативные элементы среди духовенства и идеологов ислама оказывали яростное сопротивление джадидизму; они получили название кадимистов от слова «кадим», означающего изначальное, неизменное.

Для характеристики позиций и взглядов джадидов и кадимистов остановимся на содержании сочинений двух представителей этих направлений — казанского муллы Мусы Бигиева и старшего муллы Малмыжского уезда Вятской губернии Ишмухаммеда Дин-Мухаммедова. Первый опубликовал четыре книги, появление которых вызвало полемику в мусульманской печати, второй в это же время опубликовал несколько брошюр, где разоблачались нечестивые новшества джадидов.

Одна из книг М. Бигиева, «Пост в длинные дни», была посвящена, казалось бы, частному вопросу, но по существу содержала в себе взрывчатый материал, грозивший подорвать основы старого ислама. Известно, что сроки ежегодного мусульманского поста, уразы, устанавливаются по лунному календарю и потому в разные годы приходятся на различные месяцы солнечного года. Бывает, что поститься приходится в самые длинные летние дни. А на севере, где солнце летом совершенно не заходит, мусульмане, следовательно, не имеют права есть и пить в течение месяца! Возникает вопрос: как мог не знать такого положения автор Корана? И как вообще в таком случае добропорядочный мусульманин должен выходить из положения, не нарушая предписаний Корана и шариата? Бигиев, однако, имел в виду нечто значительно большее, чем проблема поста.

Отталкиваясь от этого вопроса, Бигиев пространно рассуждает о том, как следует относиться к догматам и предписаниям ислама, содержащимся во всей той массе комментариев, которая нагромождена улемами на текст Корана в течение столетий. Он выступает в роли пламенного защитника Корана, обороняющего его абсолютно истинный смысл от ложных комментариев и невежественных комментаторов. Это дает ему возможность истолковывать Коран, исходя из собственных взглядов. Таким способом, по Бигиеву, все содержание Корана можно привести в соответствие со взглядами современного человека и западной науки.

Подобная свобода толкования Корана позволяет согласовать с исламом любую норму жизни буржуазного общества, вплоть до равноправия женщин, дружественных отношений с неверными, полной европеизации быта. С точки зрения М. Бигиева, это вовсе не означает капитуляции ислама, а тем более отказа мусульман от своей религии. Реформатор, наоборот, утверждает, что именно перестройка ислама в указываемом им направлении обеспечит этой религии новое великое будущее: приспособившись к создавшимся в культурном мире условиям, ислам обретет такую силу, что подчинит себе весь мир. Бигиев прибегает к хитроумной аналогии: «Мусульманство в истории культуры то же, что человечество в истории природы. Подобно тому как человечество, подчиненное сначала законам природы, впоследствии само подчинило себе эти законы, и мусульманство, которое под влиянием социальных законов на протяжении тринадцати столетий переходит из одного вида в другой, займет в конце концов центр господства в культурном мире».

Книги М. Бигиева были признаны константинопольским шейх-уль-исламатом еретическими, их продажа и чтение были запрещены правоверным мусульманам. Инициаторами столь решительных мер явились мусульманские паломники из России, выражавшие воинственную позицию кадимитов. В ответ на действия константинопольских улемов Бигиев ответил рядом резких полемических выступлений, в которых не только отстаивал свои позиции, но и наносил сокрушительные удары турецким мусульманским церковникам, используя, в частности, неприглядные Моменты истории их деятельности. «Бросим,— писал он,— критический взгляд на историю Турецкой империи. В каждом предательстве и в каждой интриге, которые привели к упадку как государство, так и нацию, зачинщиками были шейх-уль-исламы, казаскеры (высшие духовные чиновники в шейх-уль-исламате. — И. К.) и остальные духовные лица. Двух своих братьев и своего отца султан Баязид приказал убить с разрешения тогдашних богословов и муфтиев. После Баязида при каждом вступлении на престол диким образом избивалось от 5 до 20 невинных принцев по фетве шейх-уль-исламов и казаскеров... Для шейх-уль-исламов являлось самым заманчивым делом участие в ограблении народа, в притеснении его вместе с предателями, в казнокрадстве... Вырезать в одну ночь сорок — пятьдесят тысяч невинных шиитов, сделать из истории Турции историю анатолийских восстаний и персидских войн, послать против несчастного народа, жалующегося на непосильный гнет, бешеное войско — все это делалось с одобрения муфтиев, подыскивавших для этого оправдания в шариате». От разоблачения, так сказать, политической деятельности инстанции, претендовавшей на руководство всем мусульманским миром, Бигиев перешел затем к характеристике морального лица константинопольских деятелей: «Мы знаем и таких шейх-уль-исламов и казаскеров, которые каждую ночь, разгорячившись от неумеренного пьянства, совершали такие непотребства, от которых покраснели бы кюльхан-беи (константинопольские босяки.—Я. Л.)

М. Бигиев говорил и о «подвигах», которые относились к недалекому прошлому: «Несколько лет тому назад, когда черкесы, переселившиеся в Османскую империю, умирали с голоду от мудрых мероприятий представителей правительства, старательные прислужники, посланные такими великими визирями, как Али-паша, скупали несчастных девочек, оставшихся без родителей, за бесценок и наводняли ими стамбульские гаремы в качестве наложниц, с разрешения тогдашнего шейх-уль-ислама... Шейх-уль-исламы и казаскеры также пользовались «на правах собственности» пленными девушками и мальчиками, которых приводили в Константинополь участвовавшие в набегах грабители». Своими разоблачениями реформатор стремился дискредитировать не только тех людей, которые претендовали на подлинно исламскую святость и авторитетность в делах веры, но и воплощенную в их деятельности идеологию,— это давало ему морально-религиозное право требовать ее решительного пересмотра.

Кадимиты в свою очередь вели бурные контратаки. Дин-Мухаммедов настаивал на том, что в ислам не могут быть вносимы никакие изменения,— в том-де и заключается его отличие от христианства, которое способно к изменению, ибо не является постоянной верой. Нельзя менять в исламе не только его верования и обряды, но и существующие у мусульман обычаи, формы и нормы быта. «Подражать неверным в одежде, речи, делах и обычаях значит— идти навстречу врагам бога... А кто идет навстречу врагам бога, тот отворачивается от бога, и господином его становится сатана». Вероотступничество воинствующий мулла приписывает любому, «кто надевает на голову шапку язычников», причем тяжесть преступления усугубляется в том случае, если надевается картуз. Еще более резкое возражение вызывают у Дин-Мухаммедова новые школьные порядки: сидение за партами, обучение на татарском, а не на арабском языке, да еще по учебникам, полученным из земской управы, применение звукового метода при обучении грамоте. «Защищать звуковой метод,— изрекает ортодокс,— значит отвергать Коран... Последствием звукового метода является искоренение веры ислама».

Из такой непримиримости к еретическим новшествам вытекала и проповедуемая кадимитом ненависть к джадидам. О них сообщалось, что они «принадлежат к партии сатаны». С ними рекомендуется говорить таким языком: «Эй, вы, говорящие животные и воры религии!» Перечисляются четыре обязанности, которыми должны регулироваться отношения благочестивого мусульманина с джадидами. «1) Относиться к ним враждебно, т. е. считать их врагами; 2) не есть и не пить с ними; 3) противостоять им, делам их не давать хода; а также 4) само собой разумеется, непозволительны браки с ними».

Видимо, если бы защитник ортодоксального ислама имел такую возможность, он объявил бы священную войну против новометодчиков и своими проповедями вдохновлял бы правоверных на беспощадную резню своих соплеменников-еретиков. Но в тех условиях он был вынужден ограничиваться только выступлениями в печати и в проповедях, а также доносами царским властям. При всем этом Дин-Мухаммедов нашел все же путь к тому, чтобы сделать своих противников одиозными в глазах обладавших властью неверных: он обвинял джадидов в панисламистских кознях. Таким способом ему удалось подвести под суд двух братьев Бобинских, руководивших в одном из сел Вятской губернии новометодным медресе. Панисламистская пропаганда не была доказана, но на помощь пришло обвинение в хранении запрещенной литературы, по каковому еретиков и заключили в крепость.

Трудно сказать, как далеко зашла бы в дальнейшем борьба между ортодоксами и реформаторами ислама на территории Российской империи. Развернулись, однако, события, которые заставили мусульман и их духовных наставников забыть свои внутренние религиозные раздоры. Началась первая мировая война.







© 2009 База Рефератов