рефераты
Главная

Рефераты по рекламе

Рефераты по физике

Рефераты по философии

Рефераты по финансам

Рефераты по химии

Рефераты по хозяйственному праву

Рефераты по цифровым устройствам

Рефераты по экологическому праву

Рефераты по экономико-математическому моделированию

Рефераты по экономической географии

Рефераты по экономической теории

Рефераты по этике

Рефераты по юриспруденции

Рефераты по языковедению

Рефераты по юридическим наукам

Рефераты по истории

Рефераты по компьютерным наукам

Рефераты по медицинским наукам

Рефераты по финансовым наукам

Рефераты по управленческим наукам

психология педагогика

Промышленность производство

Биология и химия

Языкознание филология

Издательское дело и полиграфия

Рефераты по краеведению и этнографии

Рефераты по религии и мифологии

Рефераты по медицине

Курсовая работа: Место конфликтов и войн в жизни мирового сообщества

Курсовая работа: Место конфликтов и войн в жизни мирового сообщества

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ

Государственное образовательное учреждение

Высшего профессионального образования

АМУРСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

(ГОУВПО "АмГУ")

Кафедра Мировой экономики


КУРСОВАЯ РАБОТА

на тему: Место конфликтов и войн в жизни мирового сообщества

по дисциплине Геополитика

Исполнитель

студент группы

Руководитель

Нормоконтроль

Благовещенск 2009


Реферат

Работа 44 с., 9 источников.

Проблема конфликтов и войн во взаимоотношениях между народами и странами в современном мире, гео-биосферная точка зрения на конфликты и войны, общество - часть природы, агрессия - результат биосферного рассогласования, формы и уровни агрессивности, кризис агрессивности, глубина и перспектива кризиса человечества и конфликты, война - средство достижения экономических и политических целей, сущность и причины конфликтов и войн демократизация стран

Объектом исследования данной работы являются конфликты и войны в рамках мирового сообщества. Цель курсовой работы - рассмотреть, проанализировать и обозначить место конфликтов и войн в жизни мирового сообщества. Цель работы обусловила решение следующих задач: во-первых, рассмотреть и проанализировать гео-биосферную точку зрения на конфликты и войны; во-вторых, проанализировать проблему конфликтов и войн во взаимоотношениях между народами и странами в современном мире.


Содержание

Реферат

Введение

1. Гео-биосферная точка зрения на конфликты и войны

1.1 Общество - часть природы

1.2 Агрессия как результат биосферного рассогласования

1.3 Формы и уровни агрессивности

1.4 Особенности кризиса агрессивности в разных регионах

1.5 Глубина и перспектива кризиса человечества и конфликты

2. Проблема конфликтов и войн во взаимоотношениях между народами и странами в современном мире

2.1 Война как средство достижения экономических и политических целей

2.2 Демократизация стран и войны

2.3 Сущность и причины конфликтов и войн. Война как социокультурная и социально-психологическая проблема

Заключение

Библиографический список


Введение

Человечество знакомо с конфликтами с момента своего возникновения. Споры и войны вспыхивали на всем протяжении исторического развития общества между племенами, городами, странами, блоками государств. Войны велись по поводу территорий и ресурсов. Их порождали религиозные, культурные, идеологические, этнические и другие противоречия.

Как заметил немецкий военный теоретик и историк К. фон Клаузевиц, история мира - это история войн. И хотя подобное высказывание является все же преувеличением, нельзя не согласиться с тем, что роль и место конфликтов в истории развития человечества более чем существенны. Вооруженные конфликты уносили множество жизней, вели к разрухе и голоду.

Первая, а затем и вторая мировые войны поставили вопрос о предотвращении вооруженных конфликтов особенно остро. С появлением ядерного оружия вооруженные конфликты стали приобретать наиболее зловещий характер. Все это побудило членов мирового сообщества предпринять дополнительные меры для сохранения мира на планете. Статья 33 главы IV Устава ООН так и называется - "Мирное разрешение споров". Она предусматривает, что "стороны, участвующие в любом споре, продолжение которого могло бы угрожать поддержанию международного мира и безопасности, должны, прежде всего, стараться разрешить спор путем переговоров, обследования, посредничества, примирения, арбитража, судебного разбирательства, обращения к региональным органам или соглашениям или иными мирными средствами по своему выбору".

Однако, несмотря на понимание опасности конфликтов и военных столкновений, несмотря на меры, предпринимавшиеся для их предотвращения, все же конфликтов и войн во второй половине XX столетия избежать не удалось. Вскоре после второй мировой войны они вспыхнули в Корее, на Ближнем Востоке, во многих других точках земного шара. Да и сама "холодная война" держала в напряжении все человечество. Не раз возникала ситуация, когда мир оказывался на грани катастрофы. Одним из таких наиболее острых моментов стал в 1962 г. Карибский (Кубинский) кризис, когда и США, и СССР всерьез рассматривали возможность нанесения ядерных ударов. Всего же, по данным ООН, за период с 1945 по 1992 гг. более 100 основных конфликтов в мире унесли жизни более 20 млн. человек.

Окончание "холодной войны" породило сначала радужные прогнозы о наступлении эры бесконфликтного существования на планете и в этом смысле - даже о "конце истории". Казалось, что с исчезновением противостояния двух сверхдержав - СССР и США, канут в лету и региональные конфликты, не говоря уже об угрозе третьей мировой войны.

На деле все оказалось иначе. Так какова же причина возникновения конфликтов и войн и их роль в жизни мирового сообщества?


1. Гео-биосферная точка зрения на конфликты и войны

1.1 Общество - часть природы

Формы мышления и сознания людей, традиции народов, экономические структуры и политические кризисы тесно вплетены в единое космобиосферное движение, являются внутренними частями общего биосферного цикла. Социально-психологические процессы у разных народов представляют собой форму приспособления их деятельности к конкретным условиям биосферы как целостной, самоорганизующейся и самоуравновешивающейся системы.

В европейской традиции мышления существует ошибочное представление, что человек вышел из биосферной регуляции и подчинен в своих поступках особым социально-экономическим зонам или силам своего разума, якобы уже не зависящим от напряжений биосферных циклов. Биосфера как будто противостоит обществу как внешний объект, который разрушается или сохраняется деятельностью людей.

На самом деле человек не вышел и никогда не выйдет из единого движения биосферных циклов и как в глобальных политических процессах, так и в устройстве и физиологических процессах своего организма, а также и в поступках отдельных людей является лишь частью целостного социально-биосферного процесса, определяющего и организацию нашего разума, и логику экономических процессов.

Социально-политический процесс частью которого являются конфликты и, как крайнее проявление конфликтов - войны, развертывается не в свободном пространстве, а в организованном поле физико-биологических напряжений биосферной структуры планеты.

Процесс этот, гибкий и текучий, принимает формы согласования жизни людей со строением их жизненного поля, поля биосферы, определяющей своими напряжениями и скорость, и направление течения социально-политических процессов.

К. Маркс основательно проследил логику детерминации сознания со стороны производства и сумел представить развитие социальной системы как ее саморазвитие по логике внутренних противоречий. Целый ряд теоретических открытий марксизма в отношении саморазвития систем еще и сегодня требуют своего осмысления и открывают новые перспективы понимания системных законов. Но как европеец 19 века, Марке был настолько увлечен мощью развивающихся экономических процессов, что в своей теоретической схеме придал им статус первичных и независимых от природы в целом. Он поставил экономический "базис" на логическое место, которое в концепции Гегеля занимал "абсолютный дух", а у Николая Кузанского "Бог". Марксовский "базис" развивается независимо от определяющих его природных сил.

В марксизме не получил отражения важнейший момент вторичности любых социальных процессов по отношению к порождающей их космобиосферной системе, определяющей развитие социальных и психических процессов в их глобальной направленности. Маркс оторвал общество вместе с его экономикой от детерминирующих его природно-космических сил, (что присутствовало все же в концепции Гегеля), описал общество как замкнутую систему, потерявшую после отрыва от мировой природы свою внешнюю детерминацию, т.е. реальную материальную механику своего управления.

"Природа не терпит пустоты". На место исчезнувшей силы природы, управляющей общественными процессами, В.И. Ленин поставил управляющее "сознание революционера", придав ему (марксовской "надстройке"), статус "бога" - силы, якобы способной по своему желанию построить и новую экономику, и новое сознание, и нужное общество. В этом отразились старые идеалы Просвещения, возникшие на смешении христианских представлений о подобии человека Богу и упрощенного понимания устройства мира и человека. Мир выглядел тогда как большая машина, ждущая своего умелого водителя. Для многих политиков он еще и сегодня выглядит так же.

1.2 Агрессия как результат биосферного рассогласования

Каковы механизмы регуляции сознания и политики биосферой? Эти механизмы невидимы, так же как невидимы механизмы космической регуляции геологических и биосферных процессов. Ощущая их реальность, но, не имея возможности видеть их и представить научно, люди отражали их в религиозных или же мистических формах. Однако в исходных принципах они достаточно просты.

Человеческое общество является естественным внутренним компонентом биосферы. Разрушение биосферных условий возрастающей активностью людей приводит к нарушению привычных связей с природой, неуспеху традиционной деятельности социума, ухудшению условий жизни и разрушению общественных связей. Часть людей остается за пределами успешной деятельности и погибает, а остальные выживают лишь за счет изменения привычных форм жизни и психологии.

Таким образом, общественная система приспосабливается к новым условиям биосферы. В этом приспособлении возникают революции, войны, происходит глубокое изменение психики людей.

Процесс перестройки общественной структуры сопровождается значительным возрастанием агрессивности как всего общества, так и каждого его члена. Это обязательная и естественная реакция всякой системы на изменение или слом ее организации. Возникшие социальные формы обычно агрессивнее, активнее и подвижнее прежних, живших в более благоприятных условиях биосферы.

Поэтому проникновение, экспансия чаще направлены от общественных групп, переживающих или уже переживших биосферный кризис, в более благополучные регионы. Распространение более агрессивного общества происходит не только путем войны, но и путем экономической или культурной экспансии. Сюда можно отнести распространение религий и философии (в частности, христианства, ислама или марксизма), стилей культуры и искусства, другие формы распространения общественной структуры на новые территории.

При изменении биосферной ситуации возникает рассогласование ее с социальными и психологическими структурами, сложившимися ранее как формы приспособления активности людей к прежней и уже ушедшей биосферной ситуации. При таком рассогласовании, прежде всего, возрастает агрессивность людей. Агрессивность развивается в двух формах. Первоначально развивается прямая или "внешняя" агрессивность. Эта агрессивность проявляется в конфликтах групп людей и ожесточении человека, направляется на захват новых жизненных зон внутри данной биосферной области или на войну за новые области и ресурсы.

Таким образом, компенсируется разрушение жизненно важных природных условий. После успешного захвата более богатых условий жизни агрессивность может снизиться, и тогда качественного развития социальной системы не происходит.

Примером такого развития процесса являются войны Чингисхана. Началу чингисхановской агрессии предшествовало постепенное уничтожение пастбищ монгольским скотом. Окруженные в своих степях нагорьями и пустынями, монголы первоначально приспосабливались только к своему традиционному региону и вели борьбу за жизнь в этом ограниченном участке биосферы. Дефицит пастбищ породил войны между родами и группами, постепенно все более поднимая агрессивность людей. В ходе войн возрастала степень военной организованности групп, но прежний скотоводческий образ жизни все дальше вел к ухудшению условий природы и грозил гибелью. В конце концов, степень "нагревания" привела к кипению общества. Все прежние мирные формы жизни и традиции были разрушены.

Чингисхан организует выплеск агрессии за пределы сообщества, на внешние территории, что сразу же канализует высокую активность монголов и ведет к их объединению.

Движение монгольского войска проходит по территории народов, живших в гораздо более богатых и благоприятных условиях природы. Эти народы не были доведены биосферой ни до столь высокой степени агрессивности, ни до столь высокой организованности.

Поэтому монгольское войско растекается по этим богатым регионам как по маслу, не встречая достаточного сопротивления. Растекаясь почти свободно, монгольское общество получало достаточные условия для выживания и господства на захваченных территориях. Это приводило к снижению степени активности и агрессивности этих групп. Затем постепенное снижение агрессивности, разложение жесткой структуры монголов на богатых биосферных территориях привели к распаду этого сообщества, его ассимиляции с другими. В результате, мы можем явно отметить здесь лишь первую степень агрессивности этой системы, и не обнаруживаем заметного скачка в самоорганизации общества монголов.

В упрошенной схеме можно видеть, что все войны происходили вследствие нарушения баланса между активно развернувшимся сообществом и его пошатнувшимися биосферными условиями. Обеднение биосферных ресурсов происходило в северном и южном Средиземноморье, что приводило к возрастанию агрессивности этих народов, к известным войнам и развитию этих регионов. Развертывание активности Древнего Рима и войны арабов начинались с разрушения ими своих участков биосферы и вели к захвату новых регионов.

1.3 Формы и уровни агрессивности

Одна из форм развития агрессивности состоит в развитии агрессии против своего собственного сообщества, в перестройке внутренней структуры общества. Эта форма агрессии вырастает в реформу всей схемы жизни, приводит к новым более успешным способам овладения природой, к развитию экономики и промышленности. Важной стороной второй формы агрессивности является самоагрессия, агрессия на самого себя, что ведет к формированию внутренних психологических механизмов сдерживания прямого и жесткого выплеска сил, к развитию механизмов саморегуляции, перестройки своей позиции и способов деятельности.

Укрепление психологического механизма самоагрессии стало необходимым условием общественного развития и выживания человечества в разрушающейся биосфере. Развитие промышленности опиралось на развертывание внутренней формы агрессивности. Вначале родовая и феодальная организация общества была основана на экстенсивном использовании биосферных условий. Труд на земле и военные захваты этой земли были естественной формой социального жизнеобеспечения.

Однако в Англии, где "овцы съели страну", проблема осложнялась островным положением. Захват англичанами территорий в Африке и Азии начался после периода внутренних британских войн, что по механизму соответствовало развитию агрессии Чингисхана. Но британские вторжения на внешние территории требовали опоры на флот, а развитие флота требовало технического обеспечения. Перестройка общества с сельскохозяйственного на промышленное обеспечение становится необходимым условием успеха военных экспансий.

Промышленность же потребовала совсем иных форм взаимоотношений людей, другого типа мышления и другой социальной организации. А это привело к разрушению старой экономической и психологической структуры Британии. Агрессия была переключена на самоперестройку общества и поведения людей.

Разрушением ограниченных биосферных условий оплачен также высокий уровень промышленных успехов современной Японии, основанный на высокой степени развития агрессии и самоагрессии. Выживание в обедневшем биосферном регионе потребовало становления жесточайших способов общественной организации, сложившихся еще в допромышленный, военно-феодальный период хозяйства. Пройдя длительный период вначале внутренних, а затем внешних войн, японцы перешли к новым формам развертывания активности - промышленным.

Но здесь они опираются на трудолюбие, дисциплину и творческие способности, развивавшиеся еще в предшествующий период жесткой борьбы и конкуренции.

Для жизни общества в период экстенсивного освоения биосферныx ниш была благоприятна внешняя форма агрессивности, а внутренняя форма агрессии на свое сообщество жестко подавлялась. Индивидуальная агрессивность человека при этом сдерживалась и накапливалась созданием высокой ценности структур власти, от семьи до государства, этикой уважения к старшим, религиозной верой и страхом нарушения запретов. Рост агрессии сопровождался ее направленностью на другие народы как на "врагов". Это придавало другим народам образ потенциальных захватчиков, "готовых разрушить твой очаг и надругаться над всем дорогим".

В случае обострения и ухудшения условий жизни образ врага особенно наполняется гневом и ненавистью, принимая на себя ответственность за это ухудшение. В этом можно видеть одну из причин развития фашизма и национализма в кризисах современного общества. В более спокойные периоды образ врага смягчается, но не исчезает, оставаясь объектом насмешки в анекдотах и сказках. Этот образ нужен был обществу для воспитания дисциплины, объяснял необходимость подчинения человека государственной власти как защите от врагов.

Существует глубокое психологическое отличие представителей традиционного общества (а это практически все страны Африки и большинство стран Азии) от жителей стран современной цивилизации. При ухудшении условий жизни и деятельности, при неуспехе или ошибках человек традиционного общества не способен к критичной самоагрессии и адекватной перестройке своих способов жизни. Подобно тому, как ребенок бьет "ударивший" его стол, а работники некоторых японских фирм бьют куклу, изображающую их начальника, традиционный человек начинает искать именно внешних виновников своих неудач.

Одним из проявлений этого выступают межнациональные конфликты и войны, обостряющиеся в периоды биосферно-экономических кризисов.

Образ врага использовался в политике при необходимости сплотить и подчинить общество. Так, в течение десятилетий над СССР нависал образ страшного врага - империализма, что позволяло В.И. Ленину, И.В. Сталину и другим руководителям сплачивать общество в готовности к войне, а обществу позволяло принимать жесткие структуры власти и подчиняться необходимости упорного монотонного труда. Когда в Иране после исламской революции обострилась борьба политических течений, то Хомейни традиционно решил проблему сплочения Ирана, создав образ стратегического американского врага и начав с ним "борьбу". Сегодня заметна роль Израиля в сплочении воинственных арабских народов и сдерживании межарабских конфликтов.

Однако распространение человечества на Земле и исчерпание свободных биосферных ресурсов поставило предел развитию по прежним схемам жизнедеятельности. Сегодня жесткие и негибкие общественные системы с культом традиционных отношений становятся все менее жизнеспособными.

Их вынужденные столкновения за зоны существования превращают жизнь людей в постоянную губительную войну. В условиях же глобального контроля за планетой со стороны объединенного мирового сообщества традиционные системы обречены на бесперспективное кровопролитное самоистязание, подобное африканскому, афгано-иракскому или кавказскому регионам. Реальным выходом из таких конфликтов становится лишь формирование самоагрессии.

В густонаселенной и теряющей биосферные ресурсы Европе ранее других начался глубокий кризис - рождение качественно нового типа общества и человека. Изменение психологии человека, начавшееся в связи с распадом старых родовых систем, распространением христианства, а затем особенно явно проявившееся в период Ренессанса, представляет собой обязательный процесс перестройки сознания и подсознания, отделяющий воинственного и несамостоятельного человека прошлого от гибкого и предприимчивого человека будущего.

Этот процесс, включающий в себя искусство, философию, религию и политическую борьбу в качестве своих обязательных органов, и сегодня проходит по территориям биосферного кризиса.

В течение 21 века он будет проходить по регионам воюющего сегодня исламского общества, охватит Индию и Китай, а затем и уставшую от войн 21 века Африку.

Можно охарактеризовать этот процесс как переход от общества с жесткой и малоподвижной структурой к обществу с гибкой или "жидкой", подвижной структурой; от общества с однотипной консервативной устойчивостью к обществу с органической устойчивостью основанной на быстрых процессах самоуравновешивания, к обществу, принимающему любые структурные формы, соответствующие быстро меняющимся условиям биосферы и мирового хозяйства.

Речь идет о возникновении общественной и психологической системы с безграничными возможностями самоперестройки и биосферно-экономической адаптации. Что-то подобное переходу от теплозависимых неуклюжих динозавров, с заданной генетической схемой поведения, к подвижным и быстрообучаемым млекопитающим.

Изменение психологии человека в этом глобальном переходе основано на развитии внутренней формы агрессии, т.е. самоагрессии.

Этот тип агрессивности обеспечивает быструю переоценку и перестройку традиций и форм индивидуального поведения. Человек направляет агрессию на свои привычки и взгляды на мир, активно их разрушает и перестраивает. Предприимчивость и умение быстро вырабатывать новые, неожиданные способы действия основаны на развитии рефлексии человека, умении видеть себя со стороны, видеть механизмы своего поведения и критически их оценивать.

Христианство создало для развития самоагрессии довольно глубокую психологическую базу, культивируя такие обязательные способы самоанализа как "покаяние" и "исповедь".

В течение поколений эти религиозные процедуры формировали у людей привычку к критическому видению своей психологии. Затем роль "зеркала души" стали играть литература и театр. В исламе процедура покаяния не развивалась как ежедневный тренинг психики. Это определялось тем, что ислам распространялся на жестких трудоемких биосферных территориях, где особенно важно было укреплять жесткие структуры семьи, общества и власти, подчиняя человека не его собственному анализу и самооценке, а традициям, дисциплине и борьбе с врагами и природой.

В обществе традиционного типа люди должны строить свои действия в строгой зависимости от общественных схем и под влиянием мнения окружающих. Разрушение традиционных этно-родовых систем происходило в мягких и благоприятных биосферных регионах, привлекавших народы, подвергавшихся частым нашествиям, переживавшим перенаселенность и разрушение первичных биосферных условий. В таких регионах происходило активное смешивание народов, сопровождавшееся противостоянием их этнических мифов и традиций, разрушением жесткости первичных социальных структур.


1.4 Особенности кризиса агрессивности в разных регионах

Разрушение традиционных для народов условий биосферы и адаптация к новым видам деятельности требует от людей глубокой перестройки психического обеспечения деятельности.

Главными компонентами этой перестройки становятся развитие агрессивности, с постепенным переходом внешней формы агрессии в самоагрессию, формирование способности к критической рефлексии и самоорганизации, к индивидуальному планированию и целеполаганию, способности действовать на основе собственного квалифицированного понимания деятельности, а не мнения семьи, старших, группы.

Развитие же народов в сохранных биосферных регионах, с достаточным количеством лесов и земель и с малой плотностью населения является причиной сохранения низкого уровня социальной активности людей и ранних форм ее организации, патриархальности, подчиненности людей внешнему управлению, инертности в вопросах общественной политики, низкого уровня развития агрессивности, сохраняющейся в основном в формах внешней агрессии.

Можно говорить о психологическом детстве народов, живущих под управлением традиций и ждущих решения всех своих проблем от власти духов или богов.

В отличие от биосферно-сохранных территорий Африки или Индии, Россия не была изолирована горами, морями или пустынями от народов, живших в условиях гораздо большего разрушения биосферы, как в Европе, так и в Азии. Территория была в сфере активного влияния со стороны более агрессивных народов, с более развитыми формами психологии и социальной организации. Это влияние шло не столько в военных набегов, сколько в виде миграции отдельных групп людей и переноса на общественные системы России и близких ей народов форм идеологии, культуры, производства и структур власти, выработанных развитыми общественными системами более разрушенных биосферных регионов.

Так в России заимствовались структуры княжеской и царской власти у рюриковичей, чингиситов, немцев, французов. Реформы Ивана IV, Петра I и Екатерины II создали над народом каркас внешней власти, возникшей не путем самоорганизации этого народа, а построенной по образцу европейских стран и опиравшейся на культуру и опыт мигрантов из этих стран.

Так было с переносом христианства в Россию или с принятием ислама народами Средней Азии, Казахстана, Кавказа и др.

Под влиянием биосферных условий в России складывались два особых психологических качества русского народа, определившие в конце 19 - начале 20 веков отказ России от капиталистического пyти развития.

Богатство природного региона позволяло сохранить аграрно-феодальный тип экономики, а также патриархальный быт и вытекающyю отсюда политическую наивность и пассивность народных масс, тягу людей к общинной жизни, где нет необходимости каждому индивидуально планировать и обеспечивать логику своей деятельности. Для русских особенно характерно многовековое отчуждение народа от власти, в массе народа извечно оппозиционерское, анархическое отношение к власти, привычка жить под управлением "внешней" власти. Восприятие всякой власти как чужеродной, свойственное вообще христианскому сознанию, в России имело характер особо напряженного глубокого конфликта, навечно укоренившегося в традициях, сказках, подсознании народа. Можно сказать, что традиции революционного разрушения власти в России предписаны ее особым географическим положением.

В результате тысячелетнего приспособления к наслоившимся структурам власти, в психологии русских сложилось изначальное отчуждение от всякой власти, чувство психологической границы между руководителями и подчиненными. В глубине народной психики живет ироническое, защитно-неуважительное отношение к власти и ее представителям.

Зарубежные наблюдатели удивляются феномену агрессивности всякого нового руководителя страны к старым руководителям. Как будто понятной кажется ленинская жестокость к прежнему аппарату власти: Романову, Милюкову или Керенскому. Но далее следует уже уничтожение Сталиным ленинского окружения, отвержение Хрущевым Сталина, а Хрущева Брежневым и Сусловым, дискредитация Брежнева Горбачевым, а Горбачева Ельциным. Только ли это конкуренция? В ситуации подсознательной оппозиционерской установки народа всякий руководитель может стать авторитетным лидером лишь в той мере, в какой он является оппозиционером - борцом с имеющейся или прошлой системой власти от имени народа, мстителем "за наши обиды".

Отчуждение себя от власти и оппозиционерская позиция народа связаны с его психологической детскостью - неумением и нежеланием брать на себя ответственность за организацию своей деятельности, жизни, за прошлое и будущее своего общества.

Подобно тому, как ребенок подчиняется взрослому, ожидая от него решения проблем и обвиняя его в критических ситуациях, так ведет себя и мыслит основная масса людей в России и большинстве других бывших республик СССР.

Именно неспособность быстро перейти к индивидуальной самоорганизации, анализу рынка и планированию, что требуется в условиях рыночной экономики, породила агрессию против капитализма в 1917 г. Идея коммунизма была заманчива как возможность восстановить прошлое общинное бытие, а социализм дал шанс развить необходимую промышленную опору жизни без глубокого психологического кризиса, необходимого для формирования новой психологии самоорганизующегося человека.

Социализм был способом промышленного развития в условиях патриархально-семейной психологии людей, не выработавших способов самостоятельного планирования и организации своей деятельности.

Территории Евразии, требовавшие жесткой социальной организации труда и борьбы, приняли в качестве религии не христианство, а ислам. В биосферно сочных и богатых лесах России ислам не получил широкого распространения именно из-за своего аскетизма, т.е. как система жесткого подчинения человека социальным структурам.

Для природы же Казахстана или Таджикистана неприемлемы были некоторые идеи и принципы христианства, глубоко скептичного к власти и древним культам, подогревающего индивидуализм и стремление к равенству с любыми старшими и властными, к взлету "из грязи в князи" и даже к свержению власти.

Идея подобия любого из нас Богу, как и образ самого Бога в виде бедного бродяги Иисуса, критикующего структуры власти, были опасны здесь тем, что провоцировали критичность и разрушение традиций и социальных структур, обеспечивавших выживание этносов в борьбе с трудными условиями.

На фоне множества реформ и революций христианских стран, страны ислама до нынешнего века сохраняли традиционные формы экономики, оберегали дефицитные условия жизни, культивировали ценности сильной власти и богатства. В критических биосферных зонах агрессия на структуры власти и традиции народа могла очень быстро привести к самоуничтожению этноса.

Распространение "советской власти" в мусульманских регионах страны происходило принципиально иначе, чем в христианских, где марксизм выступил лишь научной рационализацией христианских ценностей. Только большое желание выдать желаемое за реальность породило те исторические версии "народных революций" Востока, где организованные армии бедняков свергали власть "ненавистных баев".

На самом деле трудоемкие биосферные условия, экономика семейно организованного труда и традиции ислама оберегали родовую структуру власти от военного и идеологического разрушения.

Наоборот, при необходимости перейти от разрушения к воссозданию органов власти и государства, прежние традиционные структуры приняли на себя и роль партии, и роль советов, и роль административного аппарата. Реальной опорой власти были не формально принятые законы, не официально вводимые должности и роли, а глубокие основы психологии людей, их искреннее уважение к традициям или родовая зависимость.

Классово-европейские критерии христианского сознания практически не были пригодны для анализа глубоко психологической природы и структуры отношений в исламском обществе. Поэтому неоднократные удары по традиционной структуре родовой власти со стороны европейских идеологов и политиков приходились "мимо цели", меняли лишь внешнюю форму власти, не затрагивая ее глубинных биосферно-психологических оснований. Не случайно, даже сегодня казахское общество, в отличие от европейского, делится не на горизонтальные слои, классы или страты, а на пирамидальные семейно-родовые структуры, внутри которых человек занимает свое место, получает поддержку и понимание, общается и функционирует.

Для многих исламских народов в ближайшие десятилетия неизбежно расширение глубокого кризиса, скачок в развитии культуры, глобальный переход от традиционно-патриархальной психологии к новой. Традиционный казах, узбек или чеченец сегодня тесно связаны родовыми узами с множеством близких им людей, без участия которых не протекает ни одно их действие. Эти узы являются настоящими "пуповинами", питающими и поддерживающими жизнь человека с детства до старости.

В отличие от единственной пуповины, связывающей ребенка с матерью, таких родовых "пуповин" множество, и они оплетают каждого человека в течение всей его жизни, увязывая его мотивы, эмоции, сознание и активность с организованным полем обычаев и общественных потребностей.

Регионы планеты, принявшие ислам, были биосферной территорией, требовавшей жесткого и утомительного труда. Такой труд и непрерывная борьба за участки своей территории нуждались в суровой организации, в развитой системе подчинения человека роду и родовой власти. Вместе с тем, например, сухие степи Казахстана с их жестким климатом сдерживали рост населения, были малопривлекательны для захвата извне, давали простор для кочевья и самообеспечения. Поэтому казахи не пережили кризиса роста социальной агрессии, подобного тому, что когда-то произошло с монголами, выплеснувшими свою активность за пределы своей степи.

История казахов, в отличие от истории Европы, включает больше периодов тяжелого труда и борьбы со стихией, чем борьбы с другими людьми за захват благодатных территорий. Такая история развивала способность к терпению и сложную культуру общения.

Подлинно драматический удар по традиционным структурам и формам жизни в Казахстане был нанесен лишь глобальной биосферной и экономической перекройкой в последние десятилетия. В результате обширного уничтожения степных пастбищ (бывших биосферной основой традиционной деятельности), в результате развития в 20 веке городских, индустриально-промышленных форм хозяйства возникло противоречие между прежними традиционными обычаями и связями, с одной стороны, и ритмом и напряжением новой экономической формации, с другой.

Разные ритмы жизни, различные этики и психологии, связанные с разной организацией действий, порождают большое напряжение в сознании и подсознании людей. Это напряжение развертывается на всех уровнях общества. Для молодежи из аулов, не находящих для себя привлекательных профессий в традиционном хозяйстве, переезд в город представляется заманчивой перспективой реализации жизненных притязаний.

Однако миграция в город порождает для них почти шоковое перенапряжение отрыва от привычной социальной и природной среды, с кровоточащим разрывом питательных "пуповин". Поэтому они усиленно ищут в городе какое-то подобие жестких структур и тесных связей, внутри которых каждый чувствовал бы себя так же защищенно, как в семье. Город же в целом, с чужой и непонятной культурой, выступает той враждебной средой, против которой направляется агрессия.

В такой напряженной среде закономерно происходит организация групп с выделением лидеров, наиболее решительно отрицающих все "чужеродные" ценности и противопоставляющих им ценности братства и национального своеобразия. Это дает основание взаимодействию политической активности молодежных движений и националистически ориентированных деятелей культуры, выступающих носителями именно традиционных национальных ценностей.

В развитии предпринимательства такая психологическая ситуация способствует формированию тесных групп семейно-мафиозного типа, поскольку большая часть населения не склонна к индивидуальной организации деятельности, а стремится включиться в квазисемейные группировки. На смену традиционно-общинному способу жизни приходит не индивидуалистический капитализм западного типа, а клановo-мафиозный тип организации общества.

1.5 Глубина и перспектива кризиса человечества и конфликты

Глубину психологического кризиса, переживаемого человеком при переходе к рыночным отношениям, можно сравнить с кризисом, который миллионы лет назад превратил нашего животного предка в "человека разумного". Не только глубина изменения психологии, но и сами механизмы кризисов почти одинаковы. И в том, и в другом случае мы имеем факт уничтожения привычных биосферных условий. Всякое животное имеет систему инстинктов, действий и органов, точно приспособленных к определенной биосферной "экологической нише". Можно сказать, что и структуры действий, и структуры организмов являются "зеркалом", отражением биосферной ситуации. Рассогласования между схемами действий и колебаниями ситуаций уравновешиваются с помощью психических процессов, которые меняют действия, подгоняя их под логику ситуаций. Это основной закон формирования психики. Поэтому психика как система согласования движений с биосферными ситуациями сама оказывается отражением этих ситуаций.

Предок человека был выбит "эпохой оледенения" из той самой биосферной ситуации, к которой были приспособлены все его органы и действия. Это похоже на те частичные потери жизненных условий, которые переживают этносы в современном кризисе. Потеря своей "экологической ниши" обычно оборачивается для животного вида его гибелью. Предок человека в ходе массовой гибели сородичей смог выработать новые способности психики, сломав при этом жесткие схемы прежних инстинктивных реакций, приводивших его к гибели. Он научился перестраивать схемы действий с учетом изменяющихся условий жизни, сдерживая инстинктивные порывы и регулируя их на основе воли, мышления и сознания.

Он научился выдвигать цели и изменять их по ситуации, чего не было у животных. Чем резче и чаще меняются ситуации, тем активнее идет к ним приспособление, тем сильнее развертываются способности психики человека. Наше сознание развито настолько широко и глубоко, насколько глубоки и значительны колебания окружающих нас ситуаций.

Второй кризис, разрушающий узкие "национально-биосферные ниши" этносов и национально-специфические формы жизни, столетия назад начался в Европе и все активнее захватывает современное человечество. В ходе этого кризиса у людей происходит еще один этап обобщения схем их деятельности, позволяющий им мигрировать без навязывания своей национально-специфической культуры и жить свободно, в разных национальных и интернациональных системах, распространяясь по планете без войны. Однако начало кризиса все же связано с усилением внешней агрессии и войнами.

Для большинства стран Евразии и Африки кризис разрушения "экологических ниш" только вступает в свою основную фазу. Это неизбежно приводит к возрастанию агрессивности народов, теряющих устойчивую биосферную основу деятельности, почву своих обычаев и душевных привычек. Промышленное преобразование природной среды в Индии или в Африке подрывает биосферную базу миролюбия и открытости, тысячелетиями характерных для этих народов, обеспечивает рост их агрессивности, распространение в этих регионах более агрессивных идеологий, рост межнациональных и региональных конфликтов. Этим народам предстоит пройти трудный путь преобразования внешней формы агрессивности в самоагрессию, что невозможно без развития необходимых социальных институтов и психологических механизмов саморегуляции и "сублимации" агрессии.

Особым бастионом "жесткого" сообщества выступает исламский регион. Возросшая в конце 20-го столетия военная агрессивность исламского общества является защитной реакцией самоорганизации региона перед угрозой "размывания" его традиционных культур.

Прошедшая через кризис Ренессанса и Реставрации, "жидкая" форма европейско-христианского сообщества является, при всей мягкости ее границ, агрессивной средой, своеобразной "информационной кислотой" современного социо-планетарного процесса. Проникновение этой "кислотной" культуры в твердые структуры исламских стран происходит чаще без войн и политического треска.

Но опасность размывания жестких структур традиционной власти ощущается этими структурами достаточно болезненно, что и заставляет их время от времени реагировать запоздалыми военными акциями.

Тяжелые испытания предстоят не только для исламского мира, защищающего свои региональные айсберги в теплых водах мирового океана, но и для других регионов с жесткой структурой общества. Неизбежное нарушение устойчивости китайского общества по причине роста его населения, изменения биосферного баланса, а также проникновения в Китай новых схем жизни, деятельности и сознания может стать фактом глубочайшего потрясения всего человечества в начале 21 столетия. Сегодня волны "таяния" этносоциальных систем все теснее приближаются к Китаю, охватывая его кольцом воюющих и демократизирующихся народов.


2. Проблема конфликтов и войн во взаимоотношениях между народами и странами в современном мире

2.1 Война как средство достижения экономических и политических целей

Конец холодной войны и двухполюсного миропорядка породил множество дискуссионных вопросов относительно характера взаимоотношений между народами и странами в формирующемся новом многополярном миропорядке. Среди них центральное место занимают проблемы конфликтов и войн. В их трактовке нет и не может быть единства мнений. Здесь существует широкий разброс позиций от своеобразной эйфории относительно перспектив исчезновения войн из жизни мирового сообщества до безоговорочной приверженности знаменитой формуле "война всех против всех" в качестве основополагающего принципа формирующегося нового миропорядка.

Мир, свободный от войн и кровавых конфликтов, был идеалом, проповедовавшимся лучшими умами человечества. Кант, в частности, утверждал, что распространение республиканской формы правления ознаменуется наступлением эры международного мира.

Вслед за Кантом теоретики либеральной традиции утверждали, что распространение рыночной экономики и глобальная демократизация будут способствовать установлению мирных международных отношений, а, следовательно, расширению зоны мира.

Вспомним в данной связи, что, вступая в первую мировую войну на завершающей ее стадии, Америка в лице президента В. Вильсона провозгласила своей целью ни много, ни мало как "спасение мира для демократии". Предполагалось, что это будет последняя война, призванная положить конец всем войнам.

Однако всего лишь через 20 лет после Версаля и известных "14 пунктов" В. Вильсона вся планета стала ареной невиданной в истории человечества, как по своим масштабам, так и по своей жестокости всемирной бойни. Речь идет о второй мировой войне. Тем не менее нынешние противники войны все же уповают на ее исчезновение при утверждении во всемирном масштабе демократии.

С падением 9 ноября 1989 г. Берлинской стены многие уповали на то, что в Европе, да и в мире в целом, наступит, наконец, период гармонии и порядка. Появилось множество работ, лейтмотивом которых является тезис о том, что в современную эпоху по мере утверждения во всем мире западной демократической модели жизнеустройства войны становятся достоянием истории.

Действительно, с исчезновением фронтального системного, идеологического и военно-политического противостояния ведущих акторов мировой политики как будто исчезли предпосылки для использования войны в качестве инструмента разрешения межгосударственных и международных споров. Так ли это на самом деле?

Войны - это результат политических решений для достижения политических целей с помощью вооруженной силы. Раньше на войну смотрели как на вполне рациональное средство достижения политических целей. Известный прусский военный теоретик XIX в.К. фон Клаузевиц считал, что стратегия не может иметь рациональной основы до тех пор, пока она не построена на осознании цели, которую она преследует. Именно это он имел в виду, когда характеризовал войну как продолжение политики другими средствами.

Ракетно-ядерное оружие в определенной степени разорвало связь между политикой и войной, сделало устаревшей парадигму военно-политической конфронтации между великими державами, поскольку разумная политика, призванная реализовывать на международной арене национальные интересы, не может допустить применения ядерного оружия, обладающего чудовищной силой разрушения.

Необходимо отметить, что некоторые из наиболее проницательных создателей ядерного оружия, во всяком случае, подспудно сознавали его значение для судеб войны и мира. Другое дело, что в течение довольно длительного времени в послевоенный период обе противоборствующие стороны продолжали подходить к проблемам ядерного века с позиций доядерного.

В период холодной войны ядерное оружие, выполняя роль эффективного инструмента взаимного сдерживания двух сверхдержав, продемонстрировало ограниченность своих возможностей при реализации множества других целей, традиционно решавшихся с помощью военной мощи. Так, сразу после второй мировой войны, обладая монополией на атомное оружие, США не сумели вынудить Советский Союз изменить его политическую стратегию, в том числе и в сфере внешней политики. Более того, Америка со своей атомной бомбой не смогла помешать беспрецедентному расширению влияния СССР в 1945-1949 гг. Обладание ядерным оружием не внесло какие бы то ни было серьезные коррективы в ход и результаты корейской и вьетнамской войн. В афганской войне Советский Союз вел себя так, будто не имел ядерного оружия. Оно также не остановило распад Варшавского пакта и самого Советского Союза. Еще до этого Франция вынуждена была уйти из Алжира, несмотря на то, что к тому времени уже обладала ядерным оружием, а в 1982 г. Аргентина начала войну против Великобритании, игнорируя тот факт, что эта страна обладает ядерным оружием.

Постепенно утверждалось своеобразное ядерное табу в отношениях между двумя сверхдержавами или военно-политическими блоками. Зрело осознание возможности и необходимости избежать ядерной войны, поскольку она представляет угрозу самому существованию человечества. Стало очевидно, что с созданием ядерного оружия речь уже идет не просто о совершенствовании средств ведения войны, не просто о наращивании военной мощи. Появление ядерного оружия коренным образом изменило саму природу, принципы и нормы ведения войны.

Предельно сузилось число целей, для достижения которых возможно использование стратегической мощи. Основной задачей ядерного оружия стало сдерживание атаки противника, угрожающего жизненным интересам страны. Отчасти в силу того, что стратегическое оружие служит именно этой цели, в центре международной политики в течение пяти послевоенных десятилетий воцарился мир, в то время как на периферии часто бушевали войны.

Но это не означает, что ядерное оружие вообще не пригодно для решения политических проблем. Сохраняется его значимость как очевидного показателя мощи государства. Взятое само по себе, оно не отменяет сам принцип использования или угрозы использования силы для достижения политических целей.

Но, учитывая возможности ракетно-ядерного оружия, ни один здравомыслящий политический деятель не может вынашивать цели, ради которых можно было бы рисковать самим существованием человечества. Ракетно-ядерное оружие нельзя более рассматривать в качестве средства продолжения политики. В этом контексте соперничающие державы являются одновременно партнерами по выживанию, по спасению жизни на земле, а мирное сосуществование, не означая всеобщей и полной гармонии, диктуется императивами выживания человечества. Мы вправе задаваться вопросом: действительно ли наступает мир, свободный от конфликтов и войн? Скорее всего, что нет. Было бы неразумно делать слишком обобщенные оптимистические выводы из западного опыта послевоенных десятилетий, хотя многое можно сказать о корреляции между демократией и миром.


2.2 Демократизация стран и войны

Очевидно, что взаимоотношения государств в современном мире нельзя представлять как гоббсовскую войну всех против всех. Нельзя также изображать дело таким образом, будто насилие или угроза применения насилия и сейчас постоянно витает над странами и народами.

Но все же необходимо признать суровую реальность конфликтов и войн и их неискоренимость из жизни международного сообщества. Как справедливо отмечают реалисты, конфликт может быть урегулирован, но не ликвидирован. В современных условиях можно не соглашаться с их тезисом, согласно которому мира как такового не может быть никогда, только перемирие, поскольку у побежденного всегда есть неистребимое стремление взять реванш.

Однако следует отметить, что изменения, происшедшие в последние годы, в том числе переход целой группы стран на рельсы демократического развития, не уменьшили риска войн и вооруженных конфликтов. Исторический опыт со всей очевидностью показывает, что нередко демократия не смогла послужить препятствием для развязывания войны. Зачастую демократические принципы решительно отодвигались на задний план или вовсе игнорировались, когда на карту ставились реальные или превратно понятые национальные интересы.

Известно, что Британская и Французская империи расширялись вовне, в то время как во внутриполитической сфере утверждались демократические ценности и институты. Известна эпопея становления и институционализации демократии на североамериканском континенте, сопровождавшаяся эпопеей сгона со своих земель и физического уничтожения многочисленных автохтонных народов и племен.

Нелишне напомнить и то, что во время первой мировой войны демократические Великобритания и Франция находились в союзе с автократической Российской империей, а во время второй мировой войны демократические Англия, Франция и США в теснейшем союзе с тоталитарным Советским Союзом сражались с тоталитарной гитлеровской Германией.

Нельзя забывать, что демократия развязывает у масс страсти, которые столь часто служили причиной кровавых конфликтов. Парадоксальным образом одновременно с увеличением числа стран, вставших на путь демократического развития, возросло также число стран, где вспыхнули гражданские войны. События в бывшей Югославии, бывшем Советском Союзе и отдельных частях африканского континента воочию демонстрируют, насколько болезнен переход от одной системы к другой.

Ликвидация авторитарных и тоталитарных режимов и переход на рельсы демократизации могут способствовать развязыванию ужасных дремлющих сил межобщинного и этнического конфликта.

В первой половине 90-х годов мы стали свидетелями того, что в то время как в одной части просвященной и благополучной Европы война в собственном смысле слова будто перестала быть инструментом политики, в другой ее части она бушевала по всем правилам (возможно, правильнее было бы сказать: без соблюдения всяких правил) военного искусства. Бушующие и бушевавшие до недавнего времени гражданские войны могут оказаться лишь верхушкой айсберга потенциального брожения, от которого, возможно, не застрахованы даже исторически наиболее консолидированные государства.

Этнические конфликты и возрождение национализма в таких цитаделях демократии, как Германия, Италия, Испания, а также в Польше и других странах, не оставляют места для большого оптимизма относительно возможностей национальных государств обеспечить своим гражданам мир и защиту жизни и собственности.

Иначе говоря, формирующийся новый мировой порядок, с одной стороны, способствует расширению демократии, а с другой - сдетонировал в целом ряде стран и регионов внутриполитическую нестабильность. В то же время со всей очевидностью обнаружилось, что увеличение числа стран с демократическими режимами не всегда и не обязательно ведет к утверждению демократических принципов в отношениях между государствами.

2.3 Сущность и причины конфликтов и войн. Война как социокультурная и социально-психологическая проблема

Во все времена человеческие сообщества в различных формах и ипостасях отнюдь не считали мир высшим благом. Одни стремились подчинить своему господству чужие страны и народы, другие жаждали воинской славы, третьи считали, что лучше умирать стоя, чем жить, оставаясь на коленях. Во всяком случае, оправдания войнам всегда находили самые убедительные, поскольку человек, если судить по его деяниям, как бы подсознательно руководствовался мефистофелевской максимой - нет в мире вещи, стоящей пощады.

Не случайно и то, что с древнейших времен скептики не переставали утверждать, что homo homini lupus est. Более того, человеку во все эпохи была свойственна склонность героизировать, романтизировать и воспевать войну. Эта склонность отнюдь не уменьшилась и в наши дни, несмотря на страшные опустошения двух мировых войн ХХ века.

Большинство древних исходили из того, что война и мир сами по себе не есть ни благо, ни зло. Оценка зависит от конкретных обстоятельств. Ибо если преуспевающее государство может и должно стремиться к миру, то при неудачном стечении обстоятельств ему следует воевать. Давая собственное обоснование многочисленным войнам, периодически разворачивавшимся на земле древней Эллады, уже Демосфен разделял их на справедливые и несправедливые. Первые, по его мнению, ведутся ради защиты отечества от разорения и уничтожения врагом, во имя справедливости. Несправедливые войны - это те, которые ведутся из-за корысти, выгоды в нарушение принципов справедливости.

Однако, что считать справедливым, а что несправедливым, как правило, всегда входило в прерогативы самих инициаторов войны. Так, древние всегда находили оправдание войне, если она велась во имя, как они считали, благой цели. А римские императоры, как известно, обеспечивали мир тем, что всегда готовились к войне. Последующие же поколения по части совершенствования и изощренности методов ведения войны и ее оправдания не идут ни в какое сравнение со своими предшественниками.

Приверженность силе, силовая политика отнюдь не утратили и не могут утратить своего значения в определении облика современного мирового сообщества. Вся история человечества свидетельствует о том, что война - это неотъемлемая врожденная составляющая человеческой природы, точно так же, как тяга к игре, пению, снятию стресса, потребность в сатурналиях, вальпургиевых ночах, маскарадах и т.д.

Конечно, войны порождаются вполне осязаемыми материальными, экономическими, социальными, династическими, религиозными и иными факторами. Однако история предоставляет множество примеров, демонстрирующих, что устранение этих и подобных факторов не всегда приводило к исчезновению войн из жизни стран и народов.

Войны между народами и государствами, как правило, возникают в силу социально-политических причин и являются политическим актом.

Более того, как писал Клаузевиц, "война есть не только политический акт, но и подлинное орудие политики, продолжение политических отношений, проведение их другими средствами". Но нередко война - не столько техническая и политическая, сколько социокультурная и социально-психологическая проблема.

Все изложенное выше позволяет сделать вывод, что при поисках причин войны нельзя упускать из виду несовершенство самого человека, его страсти, зависть, алчность и т.д. В первом ряду среди этих качеств стоит агрессивность, которая представляет собой, по-видимому, одну из врожденных сущностных характеристик человеческой природы.

Агрессивные побуждения связаны с такими человеческими качествами, как честолюбие, устремленность к активному действию, ориентация на успех и другие, которые могут мотивировать и разрушительные, и созидательные деяния людей. Разумеется, эти побуждения в той или иной форме должны иметь выход, ибо их постоянное подавление тяготит человека и чревато непредсказуемыми негативными последствиями.

Данный фактор приобрел особую значимость с изобретением оружия, которое, стимулировало внутривидовой отбор людей, что в свою очередь послужило фактором, интенсифицировавшим человеческую агрессивность. Увеличение расстояния, на котором действует оружие убийства, в значительной мере снимает проблемы моральной ответственности, угрызений совести, жалости и других неприятных для убивающего моментов, если, конечно, они возникают.

Именно эта удаленность от последствий во многом делает возможным то, что даже самый безобидный, казалось бы, человек оказывается способным нажать спусковой крючок винтовки или пусковую кнопку ракетоносителя. Личное знакомство, встреча лицом к лицу в определенных ситуациях сами по себе ведут к притуплению агрессивного импульса, а анонимность усиливает его. Бывает так, что "наивный человек испытывает чрезвычайно пылкие чувства злобы, ярости по отношению к "этим иванам", "этим фрицам", "этим жидам", "этим макаронникам"..., т.е. к соседним народам, клички которых по возможности комбинируются с приставкой "гады". Такой человек может бушевать против них у себя за столом, но ему и в голову не придет даже простая невежливость, если он оказывается лицом к лицу с представителем ненавистной национальности.

По данным многих исследований, коллективная ответственность в определенных условиях способствует снижению моральных критериев. Война же представляет собой коллективный акт, осуществляемый коллективной волей специально подготовленных и предназначенных для этого людей. Данный фактор приобретает все большую роль по мере технизации и обезличения процесса ведения военных действий.

Информационная и телекоммуникационная революции превратили войну из соревнования в грубой силе в соревнование умов в сфере информации.

Выгода, безопасность и репутация составляют три главные мотивирующие цели человека. Человек стремится к высокой репутации, потому что является существом, наделенным гордостью и эгоистическим интересом. Гордость заставляет его быть завистливым в силу боязни, что его сотоварищи сочтут его менее достойным, чем они сами, толкая этим предпринять соответствующие шаги.

Такой образ мыслей присущ народам и нациям не в меньшей степени, чем отдельным индивидам. Отсюда - то большое значение, которое в международной политике придается категории "национальная честь". В соответствии с ней международные переговоры ведутся таким образом, чтобы ни одна нация не "потеряла лицо".

"Национальная честь", которая воплощается в понятии "престиж", определяется прежде всего экономическими и политическими возможностями государства. Но зачастую престиж достигается с помощью силы, особенно успешной, победоносной войны, в результате которой одно государство навязывает свою волю другому государству. С этой точки зрения одна из главных функций войны состоит в том, чтобы определить международную иерархию по шкале престижа и тем самым выявить, какие именно государства являются главными акторами международной системы.

Как правило, каждый раз именно доминирующие акторы утверждали свои права на господствующее положение и навязывали нормы и правила игры более слабым членам этой системы.

Так, Персидская империя навязала другим более слабым государствам своего времени правила и нормы, регулирующие международные отношения и дающие возможность разрешать споры между ее более мелкими соседями. Рим дал средиземноморскому миру свой кодекс и первый закон народов. В современном мире то, что мы называем международным правом, разработано и утверждено западной цивилизацией и в целом отражает ее интересы и ценности.

Но сводить все причины войн к одной лишь человеческой агрессивности нельзя. Конечно, война представляет собой неизбежный результат самого жизнеустройства людей.

Поэтому, чтобы правильно понять сущность войны и найти соответствующие пути и средства ее предотвращения, необходимо брать во внимание как все атрибуты природы человека, так и весь комплекс социальных, социокультурных, экономических, территориально-географических, политических и иных факторов существования человеческих сообществ.

Разумеется, в условиях цивилизации открытая агрессия, как на индивидуальном, так и на коллективном уровне в значительной мере сублимируется. Природная агрессивность как бы отходит на задний план, определяющую значимость приобретают целенаправленный расчет и рациональный выбор. В целом война "представляет собой странную троицу, составленную из насилия как первоначального своего элемента, ненависти и вражды, которые следует рассматривать как слепой природный инстинкт; из игры вероятностей и случая, что делает ее свободной душевной деятельностью; из подчиненности ее в качестве орудия политике, благодаря чему она подчиняется простому рассудку".

В принципе все войны носят идеологический характер в том смысле, что каждая из вовлеченных в нее сторон так или иначе посягает на образ жизни и систему ценностей своего противника. В то же время, поскольку война - это соперничество за власть и влияние во всех их формах и проявлениях, она является политическим актом. Или "война есть не только политический акт, но и подлинное орудие политики, продолжение политических отношений, проведение их другими средствами".

Но, как бы то ни было, агрессивность государства питается, прежде всего, агрессивностью составляющих его людей. С мотивом агрессии теснейшим образом связано чувство враждебности к чужим. Весь исторический опыт свидетельствует о том, что люди просто не могут обходиться без врагов. По-видимому, в самой человеческой природе коренится потребность иметь врага - злобного и беспощадного, и в силу этого подлежащего уничтожению. Оппозиционность, неуживчивость, конфликтность, враждебность представляют собой такие же естественные формы проявления отношений между людьми, как и взаимная симпатия, солидарность, коллективизм и т.д. Инстинкт самосохранения и инстинкт борьбы составляют две стороны одной и той же медали.

Поэтому с значительной долей уверенности можно сказать, что одним из основополагающих побудительных мотивов человеческой агрессии является образ действительного или воображаемого врага, именем которого люди оправдывают свои действия. Привычка направлять свою враждебность вовне, на чужаков привилась человеку вместе со способностями рассуждать, смеяться, удивляться, радоваться и т.д.

Б. Паскаль приводил такую притчу: "За что ты меня убиваешь? - Как за что? Друг, да ведь ты живешь на том берегу реки! Живи ты на этом, я и впрямь совершил бы неправое дело, злодейство, если бы тебя убил. Но ты живешь по ту сторону, значит, дело мое правое, и я совершил подвиг!"

Как установлено антропологическими и этнографическими исследованиями, практика использования посторонних, чужих в качестве козлов отпущения стара как мир. Она уходит своими корнями в родоплеменное прошлое человечества. Общий враг, реальный или воображаемый, нередко служил началом, обеспечивающим единство и сплоченность племени или народа. Поэтому если не было реального врага, который бы угрожал этому единству и сплоченности, то его, естественно, придумывали, конструировали. Его внезапное исчезновение по какой-либо причине, как правило, создает у племени, народа, страны ощущение некоей пустоты. При отсутствии реального врага его роль часто выполняет враг воображаемый.

На этой основе уже в первобытную эпоху появились антитезы: "мы - они", "свои - чужие", "племя - враг племени". Показательно, что в ту эпоху человек легко убивал и съедал иноплеменника. В его глазах представитель другого племени - это нелюдь. И никакой мысли, что возможен компромисс с другим племенем, что можно как-то его эксплуатировать, использовать, привлечь к сотрудничеству, спасти собственную шкуру за счет предательства, судя по всему, просто не возникало. Можно сказать, что на протяжении двух миллионов лет геноцид был нормой отношений между конкурирующими стадами - племенами".

Такое положение несколько изменилось лишь в период неолита и в последующие эпохи, когда взаимоотношения сначала различных племен, а потом народов были заключены в рамки определенных норм и правил. Этот принцип поисков и конструирования врага сохранился на все времена у всех народов. Когда в семье, коллективе, стране дела идут плохо, слишком часто появляется искушение найти виновников всех бед вовне. В качестве козлов отпущения, как правило, выступают разного рода религиозные, национальные и иные меньшинства, а на международном уровне какое-либо иностранное государство, которое будто вынашивает планы завоевания или порабощения страны. Внешний враг в данном случае часто служит фактором, объединяющим расколотую нацию.

В античной Греции внешний враг в лице Персии служил в качестве важного пропагандистского аргумента одних полисов против других. По свидетельству Фукидида, в Пелопонесской войне афиняне ссылались на свою роль защитников свободы Эллады в греко-персидских войнах, чтобы показать свое моральное превосходство над лакедемонянами. На что Гермократ Сиракузский возражал им, заявляя, что они боролись за свою независимость, а не за свободу всей Греции. Для Демосфена, Исократа и Ксенофонта также была характерна склонность объяснять распри между различными полисами вмешательством и кознями врагов всей Эллады. Если первый обвинял в этом македонского царя Филиппа, Исократ и Ксенофонт - Персию.

С тех пор образ врага и комплекс вражеского заговора служили в качестве излюбленного аргумента всех тех, кто вступал на тропу войны. Свое наиболее законченное, я бы сказал, абсурдистское выражение они, как выше указывалось, получили в период холодной войны.

В целом можно сказать, что не вооружение или гонка вооружений является причиной войны, а наоборот, настроенность на войну ведет к гонке вооружений. Чтобы правильно понять сущность войны и найти соответствующие пути и средства ее предотвращения, необходимо принимать во внимание как все атрибуты природы человека, так и весь комплекс социальных, социокультурных, экономических, территориально-географических, политических и иных факторов существования человеческих сообществ. Более того, в современной войне природная агрессивность человека как бы отходит на задний план, определяющую значимость приобретают целенаправленный расчет и рациональный выбор.

Характер и направленность взаимоотношений между государствами во многом зависит от того, как они видят и воспринимают друг друга. От этого зависят обострение или ослабление международной напряженности, успех или неуспех переговоров об ограничении гонки вооружений и предотвращении войны.

Еще в 30-е годы председатель комиссии по разоружению Лиги наций С. де Мадаряга пришел к выводу, что нельзя рассматривать разоружение как средство достижения взаимопонимания между народами. Понимаемое так разоружение, считал Мадаряга, является миражом, поскольку оно переворачивает проблему войны с ног на голову. Обосновывая свою мысль, он писал: "Народы не доверяют друг другу не потому, что они вооружены, они вооружены потому, что не доверяют друг другу. Поэтому желать разоружения до достижения минимума общего согласия по фундаментальным проблемам так же абсурдно, как и желать, чтобы люди ходили зимой голышом".

В значительной степени гонка вооружений обусловлена политическими и идеологическими конфликтами и противоречиями, питающими недоверие и неприязнь. И, действительно, прав психолог и публицист С. Кин, который, развивая зафиксированное в уставе ЮНЕСКО положение о том, что войны начинаются в умах людей, писал: "Сначала мы создаем образ врага. Образ предваряет оружие. Мы убиваем других мысленно, а затем изобретаем палицу или баллистические ракеты, чтобы убить их физически. Пропаганда опережает технологию".

При этом архетип врага имеет много ипостасей: чужака, агрессора, иноверца, варвара, захватчика, преступника, насильника и т.д. Показав несостоятельность рационалистических доводов в пользу уменьшения риска войны, Кин утверждал, что суть дела не в рационализме и технологии, а в "ожесточении наших сердец". В период холодной войны, писал он, американцы и советские люди, поколение за поколением культивировали ненависть и дегуманизировали друг друга, в результате чего "мы, люди, стали homo hostilis, враждующим видом, животными, изобретающими врагов".

С окончанием холодной войны и биполярного миропорядка этот комплекс отнюдь не исчез, а принял лишь новые формы. Если в период глобального противостояния двух главных враждебных лагерей вопрос о взаимных врагах и друзьях считался само собой разумеющимся, то теперь каждому участнику мирового сообщества данный вопрос придется решать в каждом конкретном случае самостоятельно и конкретно, определять собственные клише и стереотипы врагов и друзей.

Динамика международных отношений определяется тем, что по самой своей природе мощь государства представляет собой относительную величину: выигрыш одного государства если не всегда, то часто оборачивается потерей для другого государства. Иначе говоря, вплоть до наших дней действовал принцип игры с нулевой суммой. Каждое государство или группа государств стремится усилить собственную безопасность путем наращивания своей военной мощи. Хотя никогда невозможно добиться полной безопасности в мире конкурирующих и соперничающих друг с другом государств, стремление каждого из них укрепить свою мощь и безопасность с необходимостью ведет к уменьшению безопасности других и стимулирует соперничество за большую мощь и безопасность. Поэтому борьбу за выживание можно рассматривать как врожденную особенность международных отношений.


Заключение

Итак, любая война и конфликт вызываются целым рядом причин и обстоятельств (экономических, социальных, политических, религиозных), имеют определенные цели - от захвата чужой территории до изменения сложившегося миропорядка.

Главные цели, ради которых развязывается война, достигаются с помощью физического насилия, и с этой точки зрения она представляет собой прежде всего искусство убивать, уничтожать живую силу противника. Не обладающая этим искусством сторона сама рискует быть уничтоженной. В сущности, сражение или война в целом диктуют свои условия сражающимся или воюющим сторонам. Не умеющий убивать воспринимается чуть ли не как предатель, а тот, который в совершенстве владеет искусством убивать, возносится на пьедестал славы, причисляется к лику героев, а то и святых.

Пресловутый принцип, согласно которому победителей не судят, именно в войне получил свое законченное выражение. Здесь человек вольно или невольно принужден преступить всякие нормы человеколюбия, стать судией собственных деяний, а при экстремальных ситуациях перейти последний предел и оказаться в сфере вседозволенности.

Раньше войны, как правило, велись силами профессиональных армий и зачастую не затрагивали большинство мирного населения. Промышленная и научно-техническая революции соответственно в XIX и ХХ вв. сыграли огромную роль в развитии военного дела. Создание громоздких самоходных орудий, развитие железнодорожного, а затем автомобильного и гусеничного транспорта, обеспечивающего передвижение многочисленных армий и военной техники на большие расстояния, увеличившаяся скорость их переброски с одного театра военных действий на другие радикально изменили масштабы, приемы и правила ведения войны.

Прежде всего, произошла широкомасштабная индустриализация подготовки и ведения войны. Сами императивы современной войны потребовали огромных пространств, расширения зоны потенциальных военных действий. Гигантские армии привели к необходимости создания гигантских инфраструктур военно-промышленного комплекса, а также систем снабжения военной техникой, боеприпасами, запасными частями, обмундированием, продовольствием, людскими ресурсами, системами коммуникации и т.д. Все это говорит о том, что для одержания победы в современной войне важное значение приобретают тыл, уничтожение мирных городов и сел, промышленных центров, сугубо гражданских объектов.

Появление авиации, а затем ядерного оружия с средствами его доставки фактически стерло линию разграничения между театром военных действий и мирными, гражданскими структурами, превратив всю территорию воюющих стран в сплошное поле сражения.

В итоге война в ХХ в. приобрела тотальный характер и стала мероприятием, призванным ликвидировать не только живую военную силу и военную машину противника, но также его людские резервы и производственно-хозяйственную инфраструктуру. Отсюда такие ставшие привычными при характеристике второй мировой войны понятия, как тотальная война, тотальная мобилизация, безоговорочная и полная капитуляция и т.д.

Соответствующие коррективы были внесены в концепцию национальной безопасности. В ней, в частности, ключевое место заняли сугубо военные аспекты. Безопасность стали отождествлять с отсутствием военной угрозы государству извне или со способностью данного государства предотвратить реализацию этой угрозы. Более того, сама концепция национальной безопасности превратилась в своеобразный фактор единения и мобилизации населения соответствующих стран, взяв на себя, по меньшей мере отчасти, функции государственной идеи или идеологии.

Войны XX в., особенно вторая мировая война, которые в некоторых своих аспектах имели точки соприкосновения с религиозными войнами прошлого, перестали признавать сформулированный в Новое время принцип не делать врагу больше зла, чем сколько того требуют цели войны.

Очевидно, что в самом намерении начать и вести войну имплицитно заложен принцип, согласно которому цель оправдывает средства. Этот принцип воплотился, в частности, в максиме - нам нужна только победа и мы за ценой не постоим, которой явно или неявно придерживались все воюющие стороны. Она предполагает готовность каждой из сторон во имя победы над врагом не считаться с потерями среди мирного населения, какими бы колоссальными они ни были.

В данной связи нельзя не упомянуть тот факт, что одна из важнейших причин технологического прогресса от каменного топора до лука и ракеты-носителя лежала в необходимости удовлетворения потребностей ведения войны, хотя со временем военную технологию и приспосабливали для гражданских целей. Например, если баллисты и тараны представляли собой исключительно орудия войны, то порох можно было использовать как в войне, так и в мирных целях. В еще большей степени это относится к транспортным средствам. Что касается новейших достижений научно-технического прогресса, то в подавляющем своем большинстве они имеют двойное назначение.

Важно учесть то, что на службу богу войны часто привлекались великие открытия, которые первоначально казались весьма далекими от военных целей и интересов. Более того, создание большинства современных орудий войны стало возможным благодаря физике Галилея и Эйнштейна, термодинамике, оптике, ядерной физике, т.е. сугубо гражданским отраслям науки. Производство оружия, став самостоятельной отраслью производства, приобретает собственную логику развития и уже само по себе превращается в фактор гонки вооружений и соответственно развязывания войны. Как выше указывалось, сила или мощь государства в течение всей истории оценивалась в терминах его возможностей вести и выигрывать войну. Военно-политическая стратегия того или иного государства строилась на постулате, согласно которому уровень безопасности государства, его авторитет и влияние прямо пропорциональны количеству и качеству вооружений, которыми оно располагает.

В прошлом почти все попытки создания сколько-нибудь крупных геополитических образований было связано с экспансией, завоеванием, вмешательством, оккупацией чужих территорий. История человечества в значительной степени представляет собой историю непрерывных войн племен, народов, наций, империй, кланов, партий друг с другом. Неудивительно, что традиционная геополитика изучала, прежде всего, конфликты и войны между различными народами и государствами. Не случайно представители политического реализма придают столь большое значение силе в качестве определяющего фактора мировой политики, а дух господства и стремление к господству считают ключевым стимулом поведения государств на международной арене.

Ни демократия или какая-либо иная форма самоорганизации человеческих сообществ сама по себе не способны изгнать конфликты и войны из жизни людей. Однако важно то, какие именно они примут формы в современном мире.


Библиографический список

1. Анцупов А.Я. Конфликтология / А.Я. Анцупов, А.И. Шипилов. - М.: ЮНИТИ, 1999. - 398 с.

2. Гаджиев К.С. Введение в геополитику / К.С. Гаджиев. - М.: Логос, 1998. - 415 с.

3. Зиновьев А.П. Политология / А.П. Зиновьев, В.Н. Шевченко. - М.: ИНФРА-М, 2000. - 317 с.

4. Жукова В.И. Общая и прикладная политология: учеб. пособие / В.И. Жукова, Б.И. Краснова. - М.: Логос, 1997. - 502 с.

5. Крейтор Н. Геополитика "холодной войны" // Наш современник. - 1998. - № 5. - С.14-19.

6. Лебедева М.М. Политическое урегулирование конфликтов. Подходы, решения, технологии / М.М. Лебедева. - М.: Наука, 1997. - 291 с.

7. Моро-Дефарж Ф. Введение в геополитику / Ф. Моро-Дефарж. - М.: Конкорд, 1996. - 461 с.

8. Поздняков Э. Геополитический коллапс и Россия // Международная жизнь. - 1992. - № 8-9. - С.12-19.

9. Цыганков П.А. Геополитика: последнее прибежище разума // Вопросы философии. - 1994. - № 7-8. - С.31-37.







© 2009 База Рефератов